— Послушайте, мне и дела нет, чего вы хотите от этого Джеймса Эдварда Чена, но если, не смотря ни на что, вы все же соберетесь повидаться с ним, я был бы очень тронут, если бы вы согласились взять на эту встречу меня. Само собой, если ваш малыш Чен окажется внуком моего приятеля. Приключение, которое мы пережили с Эдвардом Ченом, наложило отпечаток на нас обоих — его оно, конечно, впечатлило больше, если судить по финалу его жизни, но и у меня сохранилось воспоминание необычайной силы. Если подтвердиться, что речь действительно о той же семье, буду рад познакомиться с его сыном и рассказать ему об отце.
— Если хотите, вот адрес, — сказал я Евгению Смоленко, — можете сходить туда сами.
— И в самом деле. Благодарю, — ответил он, записывая адрес на клочке бумаги. — Но если у вас все же поменяется настроение, вот где вы можете найти меня в Нью-Йорке, — и он протянул мне программу своей конференции. — Обращайтесь без колебаний. Некоторые вещи легче делаются вдвоем.
У меня программа не такая сжатая, — думал я, лежа на кровати. — Саид и еще две встречи, Майоль в Метрополитен и «Граунд зиро», что-нибудь еще. Почему бы тогда и не Чен, почему бы не Чен-Шенн? Глядя на лукавую гримаску Лорин Бэколл[53] в сдвинутой на один глаз шляпе, я провалился в сон.
Глава 16
Рэп, сумо и Одри Хепберн
Кафе «Мона Лиза» встречало посетителей отполовиненным портретом Джоконды в позолоченной раме: верхний край начинался ниже глаз, что позволяло лучше рассмотреть ее улыбку и скромно сложенные руки. Интерьер с разномастными стульями и креслами, оживляемый цыганской музыкой, потом французским шансоном, напоминал лавку старьевщика. В одном из продавленных кресел меня поджидал Тревор Саид-младший, крупный смуглый мужчина лет шестидесяти с сияющей улыбкой, прикинутый как видный деятель индустрии моды, он галантно встал, чтобы поприветствовать меня. Как я и ожидал, сам не знаю, почему, ему нечего было поведать мне кроме мрачных банальностей о террористах, неописуемом ужасе терактов, героизме пожарных, погибших во время теракта и скончавшихся после него, о последствиях терактов, о неизбежном, но все же ограниченном и почти простительном недоверии к местным мусульманам после терактов, о небывалой солидарности американского народа, проснувшейся вследствие терактов, и о крестовом походе, несомненно в чем-то неуклюжем, но неоспоримо оправданном, администрации Буша против организаторов международного терроризма. Те мусульмане якобы извратили ислам, его предписания отвергают слепое насилии. (Неужели? — подумал я: ислам, а также, кстати, иудаизм представлялись мне религиями тотального насилия, взывающими охотнее к возмездию, чем к прощению.) Америку поставили на колени, однако она воспряла еще более могущественной и решительной, чем когда бы то ни было. Вот такую пургу он нес. Затем принялся расхваливать на все лады American way of life и бесспорное превосходство либерального капитализма над всеми когда-либо существовавшими, современными и будущими моделями общественного устройства, на что я в какой-то момент хотел было возразить, приведя в качестве аргумента, например, что разумно было бы предположить, что конечной целью общества не обязательно должно быть выращивание все новых поколений перекормленной молодежи, политическое сознание которой остается таким же неразборчивым, как у амебы, или же, если зайти с другой стороны, что неплохо было бы сравнить относительно благополучный югославский социализм с грудами костей, выросшими на его месте, или же, почему бы нет, сравнить послебрежневский социализм с диким либерализмом бандитов-капиталистов в России, а еще можно было сказать, что американское общество, такое привлекательное, но при этом такое жестокое, могло бы только выиграть, если бы люди стали более равными, а отношения между ними более справедливыми, и в случае успеха таких преобразований Америка имела бы полное право считаться лидером мирового развития, примером для остальных стран, а если такая затея и провалится, все равно можно надеяться, что когда-нибудь найдется другая страна, которой посчастливится вернуть мировой истории подзабытый смысл.
Однако я решил обойтись без разглагольствований и вскоре уже слушал его вполуха, обращая больше внимания на прохожих за окном: среди них особенно колоритными были тип в мягкой шляпе, с чинариком в углу рта, словно вышедший из какого-нибудь фильма в жанре «нуар»[54] сороковых годов, — я хорошо запомнил его по «Мальтийскому соколу», например, где он играл роль одного из двух шпиков, докучавших Боги[55], — и старый негр с походкой вразвалку, очень элегантный, в коричневом костюме, с галстуком, жилетом и шляпой, на плече он нес огромный музыкальный комбайн, откуда раздавались оглушительные песнопения в стиле госпел. Он исчез за углом пустой улицы, когда мы с Тревором Саидом-младшим, выйдя из кафе, прощались, крепко пожимая руки и широко улыбаясь. Шуази-Леграну, возможно, представлялось, что Тревор Саид-младший, будучи мусульманином, скажет что-нибудь оригинальное на заданную тему. Совсем наоборот, он сгорал от желания убедить меня, что любит Америку больше, чем средний американец. Мое изначальное предположение, что с тем же успехом я мог бы написать этот репортаж не выходя из дому, продолжало подтверждаться.
53
Лорин Бэколл (Джоан Перски), звезда Голливуда и двоюродная сестра президента Израиля Шимона Переса, родилась в семье выходца из Беларуси в 1924 г., была замужем за Хэмфри Богартом и Фрэнком Синатрой. Лауреат двух «Золотых глобусов», премий «Сезар» и «Оскар» за вклад в киноискусство.
54
Нуар («черный фильм») — направление в американском кинематографе 1940-х — 1950-х годов, во французском и позже, хотя такие фильмы снимаются и в наше время («Город грехов»), так же как пародии на них («Голый пистолет»). Триллер с детективным сюжетом, главные герои, как правило, — сыщики и роковые красавицы, большинство сцен — ночные или намеренно затемнены, освещение не выделяет актера среди обстановки, часто он вообще помещается в тень, что подчеркивает растворение персонажей в общей мрачной среде. Фильмы в жанре «нуар» запечатлели атмосферу пессимизма, разочарования и цинизма, свойственную для западного общества после Великой депрессии, а затем и Второй мировой войны.
55
Хэмфри Богарт (1899–1957) — по мнению Американского института киноискусства (1999), лучший актер в истории американского кино. Снимался обычно в образе циника, который в конце концов раскрывает свое благородство. Прославился после фильма «Мальтийский сокол» (1941), где сыграл частного детектива, разыскивавшего драгоценную статуэтку, изображающую сокола. По кличке другого персонажа этого фильма, бандита, атомную бомбу, сброшенную на Нагасаки, назвали «Толстяком».