Она была как молния, эта боль.
— Три тысячи, — сказал Амида.
Голос его был подобен грому, но гром этот звучал лишь в сердце беглого настоятеля. Вряд ли кто-нибудь в мире, кроме Кэннё, слышал речь милосердного.
— Двадцать тысяч. Двенадцать тысяч.
На глазах будды блестели слезы. Сямисэны и флейта превращали сказанное им в декламирование священных сутр под плач струн и рыдание бамбука. Кэннё судорожно вспоминал, в каких сутрах говорится об этих тысячах. Три, двадцать, двенадцать? Три тысячи добродетелей? Двадцать тысяч благородных поступков? Двенадцать тысяч шагов к просветлению?!
Память отказывала.
— Энряку-дзи. Нагасима. Этидзэн, — напомнил Амида. — Развалины, руины, прах к праху. Сталь, огонь, ярость. Убиты, убиты, убиты. Как же так?
Это все демон, хотел оправдаться монах. Твой враг!
Хотел и не мог.
— Чистая Земля, — задумчиво произнес будда. — Мечтаете попасть в мой рай, да?
Мечтаем, выдохнул Кэннё.
— Ты уверен?
О да, согласился монах. Миллион раз да!
— Убитые. Убийцы. Хорошо, будет вам рай.
Хорошо, улыбнулся монах. Будет нам рай.
— Солнце на закате, — сказал Амида.
— Солнце, — повторил Кэннё.
— Текущая вода, блеск хрусталя.
— Вода. Хрусталь.
— Земля, деревья и пруды.
— Земля, деревья и пруды.
— Птицы на деревьях, звуки музыки.
— Птицы на деревьях. Музыка, да.
— Лотосы в прудах.
Монах кивнул. О, лотосы!
— Мой неизмеримый свет.
— Твой неизмеримый свет.
— Ты, рожденный заново в Чистой Земле.
— Я, рожденный в Чистой Земле!
Кэннё ждал, что сейчас отправится в рай согласно обещанному в сутрах. Сию же минуту! Но нет, все происходило совсем иначе. Он видел, как по слову будды рай опускается с небес на землю. Накрывает сияющим пологом реки, холмы, горы, поля, леса. Впитывается, будто вода в песок, в мир, окружавший Кэннё. Небесная справедливость растворялась в эпохе воюющих провинций, замещая её собой. Война продолжалась, но теперь в ней были не только ярость и месть, выгода и честолюбие. В ней была справедливость. Война ещё не знала, во что она превратилась, а если бы знала, то содрогнулась бы от ужаса.
— Славься, будда Амида…
Небо горело над монахом. Вокруг монаха.
В сердце монаха.
Меч без возражений вернулся в ножны. Он уже испил крови, и злой дух из числа тех, кого оружейник Мурамаса заточал в свои клинки между слоями стали, был удовлетворен.
Настоятель великого Хонган-дзи в Исияма был уверен, что в этот миг он умер. Он ошибся. Миг прошёл и сгинул, настал другой, третий, десятый, а Кэннё оставался в живых. Он проживёт еще десять бурных, десять умопомрачительных лет. Будет опала, будет и почет, монастырь восстанет из пепла в новом месте — и Кэннё вдоволь успеет насмотреться на то, как осуществляется небесная справедливость и чем она отличается от земной.
О да, рай здесь. Вот она, Чистая Земля.
Стремиться больше некуда.
«В этой стране семь уровней террас, семь рядов деревьев, пруды с чистейшей водой и разноцветными лотосами. Всё украшено золотом, серебром и драгоценными камнями. С неба шесть раз в сутки идет дождь из цветов. Жители утром собирают цветы и подносят их бесчисленным буддам, а потом возвращаются к своим обиталищам: трапезничают, прогуливаются, слушают пение чудесных птиц, помня об учении и общине».
ПОВЕСТЬ О МЕРТВОЙ СТАРУХЕ И ЖИВОМ САМУРАЕ
.
...
«Карп, напрягая все силы, поднимается вверх по течению, проходит Драконьи врата — и становится драконом. Дракон парит в небесах и спускается в морские глубины. Отчего же мне, недостойному монаху, кажется, что дракон ищет новый путь, ведущий против течения, новые врата — чтобы войти в них и опять стать карпом?»
«Записки на облаках»
Содзю Иссэн из храма Вакаикуса
.
Глава первая
ПОДАРОК БУДДЫ
1
«Это конец. Конец всему…»
Хоронили бабушку Мизуки.
Носильщики стоили денег, а с этим в нашей семье дела обстояли хуже некуда. Погребальные носилки тащили сын и внук покойной: Хидео, стражник почтовой станции на выезде из Акаямы, и я, Рэйден, его первенец — оба в чёрных кимоно с семейными гербами. К счастью, если уместно говорить о счастье в минуты скорби, весной я справил праздник совершеннолетия, отметив свой пятнадцатый день рождения. В противном случае хочешь, не хочешь, а пришлось бы раскошелиться на носильщиков — или просить соседей о помощи.