Он прошептал. — «Трахнул! Облажался! И быстро сдержался. Если он мог слышать Веру, она тоже могла его слышать. Его нельзя забывать…
«Я дам вам 93-682», — объявил оператор коммутатора.
«Вы позвоните 93-682 в рабочее время и спросите мистера Бреннера», — сказал Незначительный Юберу.
— спросила Вера Мариацелль;
— 93-682? Я хотел бы поговорить с мистером Бреннером, пожалуйста. Мистер Арнольд Бреннер.
— Подождите.
«Она даже знает его имя», — подумал Юбер. Я уложился в несколько хороших простыней. "
— Арнольд Бреннер слушает…
«Черт побери, — подумал Хьюберт, узнав этот необычный голос, — это сам Незначительный! "
— Это фрау Мариацелль.
— я слушаю вас.
Голос застыл.
— Я хочу сказать… я… я нашла драгоценность.
— Хорошо, — сказал Бреннер. И остальное?
Голос Веры понизился.
— Не все остальное. Вы должны понять, что в моем распоряжении нет средств. Я дал вам все элементы; ты мог…
— Я тебе не верю. Помни: завтра вечером последняя вещь, и тебе не сбежать.
Бреннер повесил трубку. Хьюберт услышал вздох Веры и она положила трубку телефона. Он сделал то же самое и побежал возобновить наблюдение…
Вера ходила по комнате, растирая виски сжатыми пальцами. Ей было ужасно неприятно, и Юбер не знал, что и думать.
Она не упомянула о нем. Она объявила о возвращении украшения «Фараон», и Бреннера, похоже, больше заботило остальное. В остальном это могли быть только барабаны с пленкой…
В любом случае фрау Мариацелл и Арнольд Бреннер не были полны дружбы друг с другом. «Завтра вечером…» Безусловно, это была угроза.
Он быстро оделся и молча вышел. «Форд» все еще был там. Он взял его и поехал на станцию Рамле.
Он сразу заметил, что за ним следят, и направился в центр, где движение было наиболее интенсивным. Следующей машиной был большой черный лимузин американской марки.
Rue du Prince-Abd-el-Monheim, не доезжая до перекрестка с бульваром Salah-el-Dine, Юбер начал сбавлять скорость, думая, что полицейский собирается перекрыть движение в этом направлении. Палка поднята. Юбер резко затормозил. Большой машине пришлось свернуть налево и остановиться возле «Форда». Затем Юбер осторожно выключил зажигание своего двигателя.
«Поехали», — сказал полицейский, взмахнув палкой. Большая машина тронулась без спешки. Форд остался на месте. Сигналили сзади. Юбер поднял руки к небу и сделал вид, что заводит машину. Полицейский подал ему отчаянные знаки. Хьюберту было все равно. Большой лимузин, должно быть, проехал перекресток и остановился на другой стороне, в сотне ярдов от него. Машина завелась. Взревел двигатель. Как раз когда Полицейский собирался остановить движение, Юбер уехал, повернул направо и направился к бульвару Салах-эль-Дин на улице Фуад-Иер. Длинная прямая линия. Не надо беспокоиться. Станция Рамле. Он оставил машину в укромном месте и вошел в большой зал.
Телефонные будки. Он попросил Виндзор и Бага. Узнал, что Баг переехал, не оставив адреса. Плохой. Позвонил по номеру 93-682, и Арнольд Бреннер заявил, что хочет сказать кое-что интересное. Бреннер попросил его приехать и повидаться с ним в египетском судоходном агентстве на улице де ла Марин.
Офисы египетских судоходных агентств были шикарными, но не большими. Окна зала ожидания выходили прямо на западную гавань, изобилующую торговыми судами всех тоннажей и национальностей. На стене туристические агитационные плакаты, репродукции кораблей, грузовой корабль в продольном разрезе. На круглом столе в центре комнаты — макет танкера.
— Мистера Пресслера, пожалуйста.
Юбер последовал за секретаршей с заплетенными светлыми волосами и одобрительно зашипел при виде покачивающейся объемистой попки.
— В чем дело? сказала молодая девушка.
— Чудесно, — ответил Юбер.
Она продолжила, не понимая. В конце коридора она открыла мягкую дверь и объявила:
— Мистер Пресслер.
Юбер мимоходом похлопал ее по ягодицам и прошептал:
— В вашем распоряжении, барышня!
Затем, увидев Незначительного за большим столом из красного дерева:
— Привет! Как дела?
Он протянул широко открытую руку. Арнольд Бреннер не предпринял никаких шагов. Юбер посмотрел на свою раскрытую ладонь, затем улыбнулся и заверил:
— Это не имеет значения. Я понимаю, что у вас отношение ко мне непростое. Но пройдет… пройдет!