На какое-то мгновение в комнате наступила тишина, даже шороха передвигаемой посуды не стало слышно.
— Ох… Не обращай внимания на своего старика, Алса… Что-то пошаливаю на старости лет.
— Да я понимаю, пап…
— Понимает она… Ладно, иди, я тут сам справлюсь. И не забудь засов поставить!
— Хорошо, пап… — Прозвучали одновременно голос девушки и скрип двери.
— Понимает она… — Продолжал ворчать Ярд. — Ничего ты глупая не понимаешь… Ведь может он взять тебя второй женой, может… Ерепенится только. Не по чину ему, видите ли, деревенская простушка… Ох… Что же мне с тобою делать…
Дальнейшее ворчание слушать не имело смысла, я и так уже наслушался на целую ночь размышлений. Поэтому решил конкретно — иду и шуршу по телегам, а то такими темпами скоро к окну прирасту.
Покопавшись в первой телеге, обнаружил только кучи вязанок с различными травами. Блин, целую телегу! Этот мастер что, коров дома с кроликами держит? Вторая тоже была с непонятной дрянью. Крепко спрессованные шарики, напоминающие макуху, громоздились огромной кучей, прогибая борта телеги. Может это корм для черепахи? А может и в первой был ее корм? Да какая разница, надо следующую смотреть…
Третья телега, в которой я начал копаться принесла мне… Да соли в жопу было бы приятнее, чем то, что она мне принесла!
— Ну, чего так долго? — Спросил мужчина, притаившийся возле сломанного дерева.
— Чего-чего… — Задыхаясь, огрызнулся сухощавый парень, подошедший к мужчине. На вид ему было лет тридцать. Потрепанная и запыленная одежда, зияющая в некоторых местах прорехами и грубо пришитыми латками, говорила о плачевном финансовом состоянии ее владельца. Лицо немного обветрено и загорело, руку украшает белесый неровный шрам. Немного искривленная переносица вкупе с недельной щетиной и мешками под красными, лихорадочно блестящими глазами, выдает в мужчине принадлежность к людям, не особо чтящим законы, а заткнутый за пояс нож в кожаных потертых ножнах только укрепил бы в этой мысли случайного наблюдателя. Но случайных здесь и сейчас не было, ведь недаром они так долго выбирали удобный перелесок, скрытый от посторонних глаз. — Сам бы побегал…
— Не, я свое пробегал уже. Теперь очередь молодежи. — Криво ухмыльнулся мужчина.
Улыбка вышла гадкой — искривленные губы, то ли в презрении к собеседнику, то ли в насмешке, открыли вид на желто-черные, практически прогнившие зубы. Он выглядел не лучше сухощавого — растрепанная, грязная борода, обрамляющая потрескавшиеся губы, грязный темно-серый платок, намотанный на голове в стиле пиратской банданы, скрывающей лысеющую голову, с которой пытались сбежать последние редкие волосы. Одежда такая же грязная и заштопанная. Единственными светлыми пятнами во всем его виде были только морщинистые руки и лицо, которые тоже носили отметки криминального прошлого. На переносице светились сразу несколько рубцов, уголок рта выделялся шрамом, видимо из-за неровно сросшейся когда-то порванной щеки, а правая рука притягивала взгляд отсутствием мизинца и безымянного пальца. На вид он был похож на старика, только двигался для него чересчур живо. Он никогда не задерживал взгляд на одном месте, постоянно зачем-то оборачивался и ерзал, а его трехпалая рука все время теребила завязки потрепанного походного мешка, который лежал рядом.
— Ты случаем не уху ел? Молодые, видите ли, ему пусть бегают. — Начал заводиться худощавый.
— Не пыли, Щепа. — Перебил его мужчина. — Я говорю, что стар уже, не могу так резво как вы, молодые. Вот раньше да-а… хе-хе…
— Ой не 3.14ди, а?! Как светляк кто уронит, так ты вперед всех несешься, что хрен догонишь. Старый он, пф… — Фыркнул, успокаиваясь, Щепа.
— Ты давай по делу.
— А чего по делу. Эта деревня еще меньше, чем прошлая, даже не знаю, зачем мы сюда пёрлись. Надо было сразу на север валить…
— Сразу нельзя. Нас бы там как раз и ждали. Нужно было отсидеться немного. Так что не трынди, давай выкладывай, что разглядел!
— В деревне трое ворот и три вышки. Часовые баклуши бьют, сам видел, как двое из троих дремали. — Продолжил Щепа, присаживаясь рядом возле поваленного дерева. — Есть небольшой постоялый двор, можно его тряхнуть. Деньжат немного будет, дыра все-таки. Еще кузня, да титовник[10] здоровый стоят, больше особого ничего нет… А! Еще на постоялый двор кто-то приехал. Сам не видел, пока обошел деревню там уже телеги пристроили. Так что гостей тоже можно проверить на предмет деньжат…
— Не густо… Что по людям?
— Как обычно — мужики, бабы, дети… Девок молодых полно. — Мечтательно улыбнулся Щепа.
— Девок — это хорошо… — Задумчиво протянул первый.
— Че? Я не ослышался? Ха! Да у тебя там все отсохло уже… Девки ему… Ах-ха-ха! — Заржал Щепа. — Какие тебе девки, Трехпалый?! Аха-ха! Ну ты… Ах-ха-ха!..
Трехпалый, не произнеся ни слова, как-то резко дернулся и вдруг оказался почти вплотную к сухощавому. Смех мгновенно затих, Щепа замер, боясь сглотнуть. Его дрожащий кадык был в миллиметре от остро заточенного, блестящего на солнце тонкого лезвия.
— Если тебе так интересно, то я могу тебе показать, как он отсох. Вот надрежу тебе сейчас рот, чтобы мой отсохший туда поместился, и покажу. А чтобы ты не дергался, ножичек от твоей 3.14делки вернется к горлу. Ну что, хочешь посмотреть? — Прорычал он Щепе в ухо, обдавая того гнилостным запахом изо рта.
— Н-н-нет… — Запинаясь, пролепетал Щепа. — Косяк мой… Не вали… Все сделаю… Отработаю…
— Ничему вас жизнь не учит… — Протянул Трехпалый, медленно отстраняя заточку от горла и присаживаясь на свое место. — Слушай сюда. Пока ты там девок рассматривал, я тоже без дела не сидел. Те телеги, что ты увидел у постоялого двора — из черепашьего каравана. Это кудесник приехал, если ты не понял…
— Бл?! Надо срочно валить!.. — Еще больше запаниковал Щепа.
— Хлебало завали! — Рыкнул на него Трехпалый. — Сядь и слушай дальше! Он один, а значит подмастерье. Нормальные маги в одиночку не ездят, у них по-любому будет свита, хоть из того же ученика. Черепаха скорее всего гильдейская, а кудесник либо погодник, либо земляк, так что бояться его особо не следует, но и на постоялый двор мы не полезем…
— А че тогда делать? Дальше на запад идти — смысла нет, там еще глуше, чем здесь. И нас все равно там найдут, рано или поздно… — Продолжил блеять Щепа.
— Да не дрожи ты. Есть у меня одна мысля. Ты сказал на север валить надо, и я с тобой согласен, вот только с пустыми руками там делать нечего. Денег с деревушек мы больших не срубим, тут ты тоже прав… Но ты сам предложил один способ. — Ощерился Трехпалый.
— Я предложил?… — В недоумении замер сухощавый.
— Ага. Ты ж сам сказал — девки красивые тут есть…
— И… и на кой они нам? Т-ты что, решил поразвлечься?
— Ох и идиот же ты…. Чем на севере промышляют?
— Дым-травой… э-э… лазурной и снежной пылью, рабами…
— Во-о-от! Рабами. А знаешь ли ты, сколько нам отвалят за красивую молодую девку?
— М-много наверно, я как-то не интересовался…
— А зря, в нашей профессии никакая информация лишней не будет… хе-хе… На полученные деньги можно будет не только потеряться, но и неплохо устроиться… Да к тем же Гоям[11] и устроиться сможем… наверное…
— Так девку-то поймать надо, да потом тащить еще черт знает сколько. Нас могут десять раз повязать из-за нее.
— Не повяжут, главное выйти немного западнее Бистата, а там я знаю одну старую тропку. Знакомый как-то рассказал про нее, так что все будет путем. На дело идем ночью, когда все заснут. Приготовь иглу для собаки… Так, что еще?.. Веревки у меня есть, зацепы для частокола тоже… Вроде ничего не забыл. Ах да, у тебя осталось еще немного лазури? Отлично, ее тоже захвати, девку же надо будет как-то успокоить….
— Так а девку где найдем-то?
— Ты совсем тупой? Иглу зачем берем?
— Чтоб собаку заткнуть…
10
Тит — разновидность домашнего скота. Внешне похож на земного броненосца, только без самой брони. Довольно вонюч, так как особенностью защиты является выделение определенных ферментов через ректальное отверстие. Разводят его в качестве источника мяса.
11
Гой — работорговец. Получили прозвище за крик «Го!», когда наказывали непослушных рабов.