Подпись: У.С.Л. Знаете, что он предложил ей? Позировать. Думаете, еще кое-что? Нет, только позировать. Чего еще может просить художник? Позировать. Всегда найдется способ воззвать к дамскому тщеславию. Только позировать. И чуть-чуть ущипнуть розовую раковинку ее ушка. Мой гений воодушевлен вашей красотою, дорогая. Змеиное коварство. Ну что вы, какая обнаженная натура, груди будет вполне достаточно, приоткрыть, так сказать, на груди драпировку. И она согласилась. Позировала — несмотря на утонченнейшее воспитание, на годы хождения в воскресную школу, несмотря на любовь к изысканным нарядам, на слабоумного отца, несмотря на несколько телесных потрясений, постигших ее на пятом году жизни и впоследствии начисто забытых, хотя один случай был связан с Уиллардом Скоттом, маленьким мальчиком в парадном галстуке, воротничке и коротких черных штанишках с наспех расстегнутой ширинкой, даже несмотря на то, что пенис у художника был жесткий, как сушеная треска, впрочем, в тот момент она этого не знала, а потом и знать не хотела; несмотря на мамашу, которая даже спала в корсете, на брачные обеты, на господни заветы, на законы штата и на правила своего девственного колледжа; жадно, не прислушиваясь к шагам на лестнице или к скрипу дверей, со смехом и торжественно-похотливым намерением, жизнерадостно и ласково, как истинная гимнософистка и как аристофановские героини (в ее представлении), да еще с полоской зеленой краски на дюйм ниже розового соска. «Клянусь честью! Верьте мне!» И я понимаю, что на портрете, хоть я его никогда и не видел, он нанес эту металлически блестящую полоску (нежно, ностальгическим касанием пальца) точнехонько на то место, где она и была в натуре. Бедняжка Пег! Вся ее жизнь — бесконечный ряд штампов. И так плохо написанных. Эта милая шутка должна была остаться между ними. Конечно, она и не подумала смыть краску, и плакала, когда та сама по себе отслоилась. Плач был пророческий. Таков был ход судьбоносных светил. Клянусь вам именем Иисуса, как его верный последователь.
Кто еще смотрел на нее так? Не так, как доктор, когда он забывает свое докторство. А так, как художник, чья душа обмирает перед тем, чего чресла желают. Какой ореол! Какая линия бедра! Кнопочка пупка, которую хочется легонько нажать: есть кто дома? Кто еще смотрел на нее так, как смотрит солнце, и кровь приливает к коже, словно от стыдного ожога там, куда вперяется взгляд, куда впивается желание. Но результат явственно компрометировал ее, ибо выходил за пределы сферы искусства, свидетельствуя о преклонении Лайкаминга перед предметом вожделений.
И потому она благоразумно спрятала портрет под кровать, где он и лежал, пока супруг случайно не нащупал его, разыскивая запропавший шлепанец из той пары, что она купила в пятницу в подарок ему на пятидесятилетие. NB: муж с женою занимаются любовью над холстом, написанным маслом. А почему бы и нет? Муж с женой… Посчитайте, сколько раз это было. Они вертелись и хихикали. Отличная баллада для маленького оркестра: «Любовь над холстом». Трам-пам-пам. Или ариозо для тенора с тамбурином. Леди и джентльмены, позвольте вам представить Филиппа и Филлиду, неподражаемую пару гимнастов, которые потрясут ваши сердца, занимаясь любовью на трапеции — бумм! — на спине галопирующего верблюда — бумм, бумм! — на проволоке под куполом — бумм-бумм-бумм! — и, о чудо, трюк, неслыханный и никем не опробованный за пределами азиатских степей — в воздухе после прыжка с трамплина — бумм… бумм-бумм-бумм! Прямой нос не годится? Может, позаимствуете мой? Орлиный, не прямой! Вот вам розовый колпак с кисточкой и рожками. Честное слово, мне противно рассусоливать все это, но не забывайте о важной роли шлепанцев. Поиграем еще во что-нибудь? Не забудьте натереть подошвы канифолью, чтоб не шлепнуться с проволоки — такая скользкая. Или поспешите сюда с фотоаппаратом. Одежда в беспорядке? Снимите покрытие и сделайте открытие: портрет вашей жены как выражение мечты любовника. Все деньги со счета — в Афродитины тенета… Удачливый отгадчик получает звонкий поцелуйчик в отважные уста. Ах, какой суприз! Муж по мягкости характера носил эти шлепанцы, чтобы доставить ей удовольствие. Дурацкие, пыльные и по ногам шлепают — но такой уж он человек. О всеведущие и всевидящие боги, что за переплеты случаются в мире! Ничего себе способ стать рогоносцем! Ну-ка, что он говорит? Он, натурально, говорит: это что такое, а? Гм-гм, что это? Да так, ничего особенного. Он с трудом пытается вытащить «это» из-под кровати, словно обнаруженного любовника. Голого. За ногу, не за голову. Он пыхтит и тянет, а что же Пег? Почесывает крестец, укушенный пауком. Не очень привлекательная часть, совсем не отраженная на картине. У насекомых нет нервов! Понятно, что открытие вызывает у него гнев — настоящий, вспухающий, как грозовая туча. Молнии бьют с его вершин. Ночносорочкотрясение. Затем следует серия внутренних содроганий. И он приступает к уничтожению полотна — сущий иконоборец. Колотит по нему, пытается разорвать… (Для памяти: картина должна быть удобного размера, подходящая к случаю.) Следующее деяние: он заносит полотно над головою и со всей силой новоявленного иконоборца бьет его о левую стойку кроватной спинки. Полотно не поддается, хотя шишечка на стойке больно бьет портрет по животу. Бедный старина Билл! Холст прекрасно натянут и подогнан. Хорошее качество — первое дело. Побеспокойтесь заранее. Картина отскакивает от стойки (вы поглядите, что за миленький ореольчик трещинок!), вырывается у него из рук — свет падает на руки изображения (какая прелесть!) — и бьет его прямо по босой ноге, той, которая без шлепанца, а затем скользит дальше, собирая ковер в складки, царапая пол (мозаичный, просто мастерская работа!), — и так далее. Понятное дело, он чуть не придушил ее за поцарапанный паркет. Прыгая на одной ноге, он хватает ее за белоснежное горло. О МСТИТЕЛЬНАЯ ИТАЛИЯ! Однако нога ужас как болит, и он садится на кровать, чтобы ее растереть. Кожа так загрубела. Нужно регулярно пользоваться бальзамом для ног. А тут еще большие пальцы деформированы. Как это Отелло удалось управиться? Тут уже она опускается на колени и, мурлыкая, помогает ему растирать бедную ноженьку. АХ, НЕЖНАЯ ФРАНЦИЯ… Позже он будет благодарен ей за шлепанцы, потому что невозможно ходить все время в башмаках с такими мозолями. Пег кашляет, чтобы он осознал, насколько был грозен. Может, она и шлюха, позволяет он себе уж-жасно дерзкую мысль, — но по крайней мере чистая! По некоторым причинам он в этом не сомневается. Тут его мужское достоинство восстает, он прикидывает, что эта дешевка наверняка и так получала в изобилии удовольствия, и имеет ее изобретательно и со вкусом. Изобретательно — это он так считает. ОХ ТЫ, ТЕМНАЯ СВЯТАЯ РУСЬ! Из всего этого проистекло то, что бедняга Лайкаминг остался в дураках. Ему наставил рога мужик, которого он произвел в рогоносцы. Примечание. Вскоре после этой сцены, постыдные подробности коей мы тут с жаром описали, супруг погиб в водосточной канаве, поскользнувшись в грязи. В наказание за грех перед искусством. О НЕУМОЛИМАЯ ИСПАНИЯ!