- Когда-нибудь ты поймешь, - сказал он.
- Я хочу понять сейчас.
- Тебе придется немножко обождать. Лет через десять мы вернемся к этому разговору.
- А сейчас?
- Сейчас я не смогу тебе объяснить. Мне надо подумать.
- Неужели тебе понадобится на это десять лет?
- Да. Даже двенадцать.
Мне недолго пришлось разговаривать с ним. На другой день он исчез, и, когда мать поставила прибор на том месте стола, за которым он обычно сидел, отец сказал:
- Гость не придет к завтраку.
- Почему? - спросила мать.
- Он вернулся туда, откуда пришел.
- На планету Идиллических пейзажей?
- Нет. На картину в музей. Он пожалел директора и дежурную.
Пожалел? Меня это почему-то немножко удивило. Разве жалость существует не только на Земле?
5Тайна связывала моего отца с этой картиной и с самой планетой Идиллических пейзажей, и я вовсе не уверен, что когда-нибудь эта тайна перестанет быть тайной.
Все помнят слова моего отца, сказанные им на заседании астрономов:
- Планеты Идиллических пейзажей там уже нет. Не ищите. Я привез ее с собой.
Уж не намекал ли он на то, что целый мир удалось вместить в картину неизвестно как, для чего и почему?
Уж не был ли он космическим Гулливером, догадавшимся сделать то, что не догадался и не сумел сделать Гулливер Свифта?
Ученые сочли нужным принять слова моего отца за грандиозную метафору или шутку. Но как выяснилось позже, это не было ни метафорой, ни шуткой.
Я запомнил и день, и час, когда наша семья поселилась на планете Идиллических пейзажей. Это было четырнадцатое февраля, среда, шестнадцать часов. Год и столетие я не назову. Потому что это не имеет никакого значения. На планете Идиллических пейзажей свое летосчисление.
Отец захватил с собой не только мать, меня и робота Карлушу, но и свой домик с небом, берегом, лесом и рекой. Когда я проснулся на новом месте, я увидел, что все мне знакомо, ничего не изменилось.
Только позже я узнал, что река, берег, лес, наш дом и мы сами были в раме и все это называлось картиной.
Я об этом догадался в тот день, когда увидел зрителей, рассматривающих нас и делающих замечания но поводу красоты и правды, которые они находили, рассматривая картину.
Мне, моей матери и даже роботу Карлуше было неприятно, что нас рассматривают, принимая за изображение чужой жизни, словно мы были не люди, а образы людей.
Отец сказал равнодушно:
- Не обращайте внимания. Предстаньте себе, что вы артисты на сцене, но изображаете не других, а себя.
Недели через две мы привыкли и уже не стали обращать внимания на зрителей. Мы жили так, словно наш мир в раме и никто не смотрел на нас.
1966
---
Геннадий Самойлович Гор "Фантастические рассказы и повести", Л.: Лениздат, 1970 г.