А ещё я старался быть хорошим отцом для Васи.
А однажды мне Женя сказала:
«Ваня, ты скоро опять будешь папой.
Я был на седьмом небе от счастья».
Да, я тебе не сказал,
У нас, с нею, была в возрасте разница.
Десять лет, а это не мало.
Но я за собою следил,
Занимался спортом.
Поэтому был в хорошей физической форме.
А ей рожать было совсем ещё не поздно.
И вот она выносила и родила ребёночка,
Совсем здорового.
Сын у нас родился
И я этим фактом очень гордился.
На тот момент дети, еще,
Не подарили мне внуков.
И вдруг у меня в жизни такое чудо!
Сына мы назвали Юрой.
Нас, с Женей, рождения сына
Ещё больше сблизило.
Мы, с ней, стали, как бы, одним организмом.
А вот Вася братишку принял холодно.
Потому что понял,
Что теперь малыш займёт его место.
На одном пьедестале вдвоём… тесно.
Он, как-то, ушёл в себя.
Как-то отстранился от нас.
Как будто между нами появилась стена.
Нет, не такая, как «китайская».
Просто ему стало нравиться
Проводить время одному.
И никого не замечать вокруг.
Бывало ляжет на диван книжку почитать.
А потом, видать устав,
Положит её себе на грудь,
И… глазами в потолок,
А мыслями в путь.
Хотя я раньше за ним такое замечал
Но значения этому не придавал.
Поди, разберись в детском сознании…
Ведь у меня нет соответствующего образования.
А ещё, бывало, уставится на стену, в одну точку.
И смотрит, смотрит, смотрит…
А на стене нет
Ничего кроме обоев.
И на них ничего не нарисовано.
Простые такие обои, финские, в полоску.
Минут двадцать так может на них пялиться.
И вот однажды я его спрашиваю:
— Вася, а что ты там видишь?
— Папа, я там вижу картины.
А то, что на картине нарисовано –
То всё живое.
И там происходит такое!
Я вижу битвы и кораблекрушения.
Вижу воинов искалеченных.
Я вижу поединки гладиаторов.
И как люди гуляют по Марсу,
Без скафандров.
Вижу королевские свадьбы,
Вижу на слонах скачки.
И много ещё такого,
Что в тех картинах происходит.
Я подумал:
«Второй Обломов.
А может быть он будет писателем или художником.
С таким воображением и фантазиями
Только этим и заниматься».
А когда я рассказал, об этом, ребятам в классе…
То они надо мной посмеялись.
И сказали, что я псих.
— Вася, иди лечись.
Все люди видят картины,
Живые,
В кино.
Наверно, что-то,
У тебя с головою не то.
Я на них обиделся
И больше ни с кем не дружу из класса.
— Ты не обижайся на них, Вася,
В жизни всякое случается.
Люди, в детве, бывают очень жестоки.
А то, что с тобою происходит
Это нормально.
Может ты станешь художником или писателем…
Нет друзей?
Такое случается.
Побольше спортом занимайся.
Знаешь?
Книги лучшие друзья и товарищи.
Это я по себе знаю.
У тебя есть Юра, мама, я.
Наша семья,
Мы первые твои друзья.
Я постарался, как мог, его успокоить.
И мне показалось, что он меня понял.
— Запомни: не обо всём, что с тобой происходит
Можно рассказывать людям посторонним.
Очень часто, людям, бывает трудно
Понять друг друга.
От этого,
Все проблемы,
И возникают.
Так- то,
Это я хорошо по себе знаю.
Никогда Вася
Не помогал по дому матери.
Только книжки читает,
А потом лежит в потолок уставившись,
Или сидит и на стенку пялится.
С теннисом он «завязал»,
Говорит:
— Устал.
А я, как не старался,
Его воспитанием заниматься,
Ничему его не смог научить,
Так что Вася даже и гвоздя не мог забить.
И однажды я понял,
Что Вася для жизни непригодный.
Может так на нём сказалась родовая травма?
Я не психиатр, не знаю.
Но, как он,
Потом,
Будет жить?
Себе не представлял.
Я так Жене, однажды, и сказал.
— Да я знаю, он ребёнок сложный,
Его мозг так устроен:
Что он видит на стенах картины
Спит с глазами открытыми,
Разговаривает с птицами,
Кушает козявки…
Пусть, если ему так нравится.
С детьми такое случается.
Может быть наука, лет через двадцать,
Откроет,
Что козявки кушать полезно для здоровья.
А сейчас мне думать об этом не хочется: