Про почки я ей правду сказал,
Что-то стали они меня доставать.
Всё крутился и крутился,
Занимался нашим магазином.
Мы же все такие.
Пока «жареный петух не клюнет»,
Пока «в бараний рог не скрутит»
Не спешим к врачу,
Всё тянем и тянем
«Золотое время» теряем.
И вот однажды,
Прихожу домой, значит,
Смотрю на столе распечатанный конверт.
В заграничных марках весь.
Рядом, на столе, письмо.
Конечно же от него.
Ну, я думаю, раз я его отец,
То значит письмо и мне.
Если вкратце:
«Здравствуй папа, здравствуй мама.
Жизнь здесь совсем другая.
Нежели представлял себе её я.
В шахте работа тяжёлая:
Болят руки, болят ноги,
Стали выпадать брови
И ресницы,
Ломит спину,
Трудно стало писать.
Всегда с нетерпением ожидаю
Окончание смены.
Чтоб, дома, на диван
И забыться поскорее.
Но не тут-то было,
Снятся кошмары,
Я и во сне уголь добываю.
Урсуле на работе тоже не сладко,
Нюхает немецкое дерьмо, бедняжка.
Каждую минуту подгузники меняет
Старикам и бабкам.
С их немецким дерьмом.
Первое время, даже, тошнило её.
Но потом говорит: “Привыкла,
Я же знаю, милый,
У тебя на шахте,
Ещё не слаще”.
Вот и я о том же, куда деваться,
Как-то на жизнь зарабатывать надо.
А социальное жильё, что они нам предоставили,
Это, мама, просто общага.
Вот нам в ней и выделили комнату.
С клопами и, от прежних постояльцев,
И вонью.
Кое-как навели в ней порядок.
Нам комендант дал какой-то отравы.
Два дня травили клопов и тараканов.
Чуть не получили отёк лёгких,
Но теперь спим спокойно.
Здесь в общаге кого только нет.
Кажется здесь собрался весь свет.
Китайцы, арабы, вьетнамцы
И прочие всякие.
А у каждой нации свои правила и традиции.
И время для молитвы.
В пять утра, как затянут арабы:
— Аллаху Акбар!
Знаешь, мама, кровь стынет в жилах у меня.
И дрожь у меня по спине пробегает.
Думаю: “Вот сейчас нас резать будут арабы”.
А потом пробили, что мы люди интеллигентные.
И в очередь к нам за выстроились деньгами.
На ломаном немецком объясняют,
Что с голоду помирают.
Мол, они политические узники
И им обязательно помочь нужно.
Но Урсула молодец,
Как им выдала на чистом немецком языке.
Если, говорит, не отстанете.
То на вас в полицию заявление накатаю.
И вас всех депортируют.
Нет на вас Гитлера.
Они как про Гитлера услыхали,
Так сразу по своим хатам разбежались.
Вот так и живём мы в этом вертепе.
А что делать?
Здесь только состоятельные люди
Своё жильё себе позволить могут.
А все остальные
Всю свою жизнь
Жильё снимают.
Как поднакопим денег так обязательно,
Первым делом
Из общаги съедем.
Задолбали эти соседи.
Вечно между ними какие-то разборки.
Пряма жить без этого не могут.
Нажрутся и давай выяснять между собой отношения.
А придёшь со смены
Отдохнуть охота.
А здесь, мама, стенки тонкие,
Из гипсокартона.
И соседи, как будто, у нас в комнате находятся.
Надеюсь, что съедем от сюда скоро.
Представь себе, мама,
Здесь девки стоят в коридорах
И себя предлагают!
А если ты их не “снимаешь”
Они тебе в спину: “Русиш швайн”.
Ну, всё.
Обнимаю вас крепко, целую.
Вас любящий
Сын ваш Вася.
До свидания».
Тут Женя из кухни выплывает
И мне, немного натужно, улыбается.
— Я пожарила, как ты любишь, картошку
Со свиными почками.
Мой руки, сейчас ужинать будем.
Письмо уже прочитал?
Я думаю:
«Детям обязательно помочь нужно.
Квартиру им отдельную купить
Или домик небольшой.
Повременим с Москвой.
А Юра и здесь образование получить может,
Он у нас мальчик способный.
И ни чем не хуже
Чем в Москве
Или ещё где».
Думаю:
«Она опять за своё,
Вон теперь куда её понесло?
Ведь была нормальной, трезвомыслящей.
А теперь… а теперь что с ней случилось?
Её любовь к сыну
Переросла, пряма, в фобию.
Нет, это добром не кончится».
— Женя, откуда у нас такие деньги!?
Мне что теперь, до самой смерти,
На Васю горбатится?
И для себя пожить надо.
— А помнишь ты говорил,
Что Вася, ты и я мы теперь одна семья?