Сорвался Урусов на схватке с нижегородским земельным магнатом С. В. Шереметевым. Война между ними, продолжавшаяся свыше десяти лет, изобиловала драматическими эпизодами. И тот и другой имели влиятельные связи и покровительство при царском дворе. Это давало возможность каждому не стесняться в выборе средств при обороне и нападениях. Методы борьбы с течением времени приняли тривиальную форму. Урусов приказывал полиции «ошибочно» задерживать Шереметева на улице и, продержав его в клоповнике два-три часа, выпускать «по выяснении личности». Освобожденный Шереметев немедленно врывался с палкой в губернаторский кабинет, стремясь поколотить обидчика. Дело дошло до того, что Урусов приказал отточить свою саблю и на улицах при встрече с Шереметевым демонстративно держал ее на весу. В конце концов Урусова перевели «для пользы службы» в другой город.
Преемник Урусова — Анненков оказался другим человеком. Мягкий нравом, молчаливый и обходительный с людьми в высшей степени, Анненков поставил правилом своей жизни ничему не удивляться. Обойдя какой-либо закон, любил говорить в интимном кругу: «Закон в России, как железо. Когда вынут из печи, так до него пальцем дотронуться нельзя, а через час хоть верхом садись на него».
Он охотно ходатайствовал в высших сферах за своих любимцев, подрядчиков Климова и Мичурина. Однажды министр финансов заметил ему: «Как вам не стыдно просить за заведомых мерзавцев?» Анненков смиренно ответил: «Мы все мерзавцы, ваше высокопревосходительство!»
Анненков устроил в губернаторском доме форточки в окнах и приказал сделать то же во всех присутственных местах. Обыватели центральных улиц невольно последовали его примеру. До того по зимам все окна домов в Нижнем наглухо замазывались. Другие строительные предприятия Анненкова носили такой же «культурно-гигиенический» характер. В Кремлевском саду, у Черного пруда и на Верхневолжской набережной были установлены для гуляющей публики три беседки-фонарика в стиле французской директории. Намеревался Анненков устроить четвертую — на площадке стыка Осыпной и Покровки, но не успел. Его постигла отставка.
Анненкова сменила любопытная фигура Муравьева. Сын основателя первого русского военноучебного заведения — школы колонновожатых, Александр Николаевич Муравьев был одним из организаторов «Северного общества» и «Союза спасения». Участвовал в подготовке к декабрьскому выступлению 1825 года, но отошел от заговора задолго до событий на Сенатской площади, хотя и присутствовал среди войск, принимавших присягу. Привлеченный к суду, он отделался сравнительно легким наказанием — ссылкой на шесть лет без лишения чинов. В ссылке Муравьев «раскаялся». Царь помиловал раскаявшегося преступника и разрешил ему вновь поступить на государственную службу.
С середины 1856 года Муравьев — нижегородский губернатор. На этом посту ярко проявилась двойственность его натуры, сохранившей остатки идеальных порывов юности, но постепенно пропитывавшейся служебно-ведомственными карьерными соображениями.
На первых порах нижегородской деятельности Муравьев предпринял некоторые меры против взяточничества и беззакония в губернии. По примеру Гаруна-аль-Рашида из «1001 ночи», он даже ездил инкогнито в Горбатовский и Семеновский уезды для расследования исправницких проделок.
К этому времени относится усмирение им непобедимого при Урусове помещика-крепостника Шереметева.
Шереметев был владельцем села Богородского, некогда вотчины Козьмы Минина, и десятков других сел, с общим количеством жителей до 10 тысяч. Предприимчивые богородчане занимались кожевенным производством, гоняли расшивы по Волге, торговали хлебом и доставляли своему владельцу громадные денежные средства.
На окраине села Богородского находился роскошный шереметевский дворец, окруженный тенистым парком. В парке были аллеи лип, берез, елей, лиственниц и даже кедров. Середину парка украшал широкий пруд, на краю которого возвышался искусственный земляной холм. История холма любопытна. Однажды помещик, похвалясь перед гостями, заявил, что насыплет гору, с которой будет виден губернский город. На следующий день появился шереметевский приказ: каждому богородчанину, появившемуся на улице в нетрезвом виде, надлежало привезти воз земли в барский сад. Эта повинность длилась много лет. Холм достиг высоты барской крыши. При парке были цветники и оранжерея, в которой имелись редчайшие экземпляры орхидей, выращиваемых в корзинах, подвешенных к потолку. Любовь Шереметева к цветам прекрасно уживалась с жестокостью по отношению к людям. Призывая к себе мужиков, барин всегда держал в руке нагайку, сидел к ним спиной и разглядывал приходивших в большое зеркало. Обычным наказанием для богородчан была ссылка в другое шереметевское крупное именье Юрино на Волге. Условия жизни и труда шереметевских «ссыльных» были настолько тяжелы, что Юрино носило кличку «Шереметевской Сибири».