Николай Александрович Бугров. 28 апреля 1897 года».
У этого «большого» в Нижнем человека были и большие слабости. О самой большой из них — слабости к женскому полу — старались вслух не говорить. В молодости Бугров три раза был женат, но к сорокалетнему возрасту похоронил всех трех жен; с первой — жил семь лет, со второй — четыре года, третья — умерла после годового супружества. Вдовец широко использовал тот догмат своего раскольничьего вероучения, который гласил: «блуд не грех, а испытание божие». Из покровительствуемых им скитов он во время частых посещений выбирал наиболее понравившуюся девушку и брал ее к себе в дом «для услужения». Прихоть обычно проходила через два-три месяца, редко длилась полгода и никогда — более. Разонравившаяся наложница выдавалась замуж за одного из многочисленных в мучной фирме приказчиков или баржевых матросов. Молодоженам Бугров за свой счет строил где-нибудь на Сейме, в Передельнове домик в три окна, голубой окраски, крытый железом и окруженный палисадником с кустами белой сирени. Такие стандартные домики росли, как грибы после дождя, и впоследствии досужие люди подсчитали, что число их перевалило за тридцать.
Н. А. Бугров «царил» на суше. На воде властвовал другой «король» — Г. И. Чернов. Семидесятые и восьмидесятые годы — время выхода на арену широкой пароходно-речной деятельности многих предприимчивых людей среднего Поволжья. Среди них попадались подлинные представители русской черноземной силы, в которых, вместе с полной самобытностью характеров, коренилась исключительная одаренность и тонкая практическая сметливость.
Ветлужский крестьянин Гордей Чернов, начав трудовую жизнь водоливом расшивы, в 1875 году прочно обосновался в Нижнем, владея к тому времени двумя буксирными пароходами и десятком баржей.
Его страстная, кипучая, порой необузданная натура и необыкновенная изобретательность в пароходном деле с первых же дней нижегородской жизни стали изумлять купцов-волгарей. Он, первый в Поволжье, рискнул на смелый опыт: переделал в кустарных мастерских Борского затона деревянный корпус своего парохода «Слуга покорный» на — железный. Следующие его начинания, поражавшие окружающих оригинальностью замысла, остались практически неосуществленными. Гордею, как человеку без всякого образования, недоступен был научный анализ своих, быть может, вполне реальных технических идей. Одна из его «фантазий» состояла в предложении вставлять в днище каждого парохода несколько рядов деревянных валиков-катков. Гордей рассчитывал, что в мелководье пароход на перекатах будет катиться по дну на валиках. Однако затея не вышла из стадии его личных «топорных» опытов, а заинтересовать других пароходчиков он не сумел. Так же бесславно кануло в Лету его предложение — приспосабливать в зимнее время бездействующие машины пароходов к перемолу зерна, путем устройства на берегу передвижных амбаров-мельниц.
Особенно сильные насмешки вызвала гордеевская идея «разборных» на две-три-четыре части баржей, с возможностью для каждой отдельной части самостоятельного плаванья.
Увлечение подобными опытами не мешало, однако, Гордею быстро богатеть. Расцвет прикаспийских нефтяных промыслов вызвал бурный поток нефти по Волге в центральную Россию. Бакинские нефтяники на первых порах не имели собственного волжского флота, и перевозка нефти, правильнее нефтяных остатков или «мазута», целиком легла на плечи пароходчиков-волгарей. На нефтяных перевозках нажились не все, а только, кто сумел. К числу таких удачников принадлежал Гордей Чернов.
По зимам крупные нефтяные фирмы присылали своих доверенных в Нижний на биржу заключать сделки на вывозку нефти из Астрахани. Крупнейший предприниматель Нобель вывозил за навигацию десятки миллионов пудов. Нобелевская поставка разжигала аппетиты многих, но Гордей Чернов перебил всех. При существовавшей тогда средней фрактовой цене 14 копеек с пуда, назначил… семь копеек. Конечно, доставка осталась за ним. На бирже ахнули, решили, что «Гордей прогорит». Но Гордей не прогорел. Он приспособил для нефти, вместо обычных малых, большие — до 160 тысяч пудов вместимостью — баржи, умело применял распаузку в трудных местах и, добившись общего грузоподъема своего каравана до 6 миллионов пудов за рейс, с большим барышом закончил навигацию. Биржа заговорила о новоиспеченном миллионере, и это была — правда. Очередную «нобелевскую доставку» в следующем году «пароходство Г. И. Чернова» производило с помощью собственных пяти пароходов и пятидесяти баржей…
Начиная с этого времени, вплоть до момента постройки Нобелем своего речного флота, грузы этой фирмы перевозились всегда Черновым. Это давало ему основание хвастливо говорить на бирже: «Волга ко мне в карман течет». Нажитый в короткое время второй миллион вскружил Гордею голову; он начал «куралесить». О его безумных тратах и кутежах, сопровождавшихся озорством и самодурством, заговорили по всей Волге. Гордей пьянствовал по московским и нижегородским ресторанам и вертепам, бушевал, разбивал рояли и зеркала, мазал горчицей лица официантам, а в антрактах между попойками собирал около себя газетных корреспондентов и, проливая обильные слезы, разглагольствовал перед ними о переживаниях своего «нутра», которое-де не дает ему душевного покоя, и беспрестанно повторял любимую фразу: «Меня на Волге каждая морда знает, и я на Волге каждую морду знаю!».