Первым делом каждой новой думы были выборы бесчисленных комиссий. Комиссии бывали двух родов: одни «почетные», в таких председатель единолично все решал и делал, а члены комиссии играли роль декорации, другие — «деловые». Этими комиссиями думские главари небыли заинтересованы, и члены действовали в них в полный разброд, кто как хочет и умеет.
Все крупные дела решались предварительно на «частных совещаниях» думских заправил. Текущие собрания гласных, если в повестке дня не значилось вопроса о сдаче лакомых оброчных или арендных городских статей, проходили вяло, монотонно. Доходило до того, что при чтении сухих отчетов Управы многие из гласных засыпали, и думским сторожам приходилось расталкивать их, когда наступало время расходиться по домам.
Дума и ее исполнительный орган — Управа — ведали главным образом финансами и вопросами благоустройства. Городские доходы составлялись из прибыли от городских предприятий, поступлений от сдачи в аренду недвижимости, отчислений при выдаче документов на право торговли и промыслов и так называемого оценочного сбора с домов учреждений и частных лиц.
Последнее было «больным местом» в финансовой системе города. Оценка домов для однопроцентного сбора была несообразно мала. Казалось бы, в интересах города получать большие суммы от справедливой оценки, но на деле городским заправилам было невыгодно увеличивать количество «мелких» избирателей, так как каждая новая оценка дома в тысячу и более рублей вела к появлению нового «голоса».
Поэтому в городе имелись сотни домов, стоивших 5–6 или 10 тысяч рублей, оцененных в 800–900 рублей. В 1895 году оценочный сбор составил 77 тысяч рублей, другими словами, общую стоимость домов «отцы города» определили в 7 700 000 рублей, в то время как по оценке Губернского земства эта же недвижимость стоила 49 миллионов рублей, т. е. в шесть раз больше. Правильно взятый оценочный сбор один достиг бы суммы всех вместе собранных городом в 1895 году доходов (500 000 рублей). Однако, несмотря на то, что домовладельцы платили одну шестую часть того, что по справедливости должны были платить, все же они заваливали городскую Управу просьбами «понизить», «отсрочить», «сложить», «простить» следуемые с них суммы. В свою очередь «отцы города» страдали хроническим безденежьем и всё старались экономить. В этом отношении первые шаги выбранной в 1897 году думы ознаменовались характерными распоряжениями: сбавить у городских санитаров по рублю в месяц жалованья, реже мыть полы в больницах и сократить наполовину выдачу бесплатных лекарств.
Одной из важнейших прерогатив Думы было право издания обязательных постановлений, регулирующих городскую торговлю и общественную жизнь. Здесь дума обычно проявляла повышенно интенсивную деятельность. В 1897 году бурю негодования и потоки крокодиловых слез вызвало в думской купеческой среде требование приказчиков об отдыхе в праздничные дни. Рыцари наживы клялись и божились в думе, что отсутствие праздничной торговли «пустит их по миру». С величайшим трудом при перевесе в 2–3 голоса вынесено было компромиссное решение — по праздничным дням начинать торговлю не с утра, а в 1 час дня, чтобы, как гласило постановление, «дать возможность служащим присутствовать на церковном богослужении».
Хозяйственными делами дума девяностых годов занималась менее успешно, чем административными.
Если в отношении центральных улиц дума еще проявляла некоторую заботу, то отдаленные части города оказывались в полном пренебрежении и забвении. Окраины города жили своей собственной, обособленной и своеобразной жизнью. Наиболее обширный по размерам юго-восточный край города получил название Новой стройки, после того как дума в порыве строительного предвыставочного усердия спроектировала застроить сразу 24 квартала. Такой обширный план, увеличивавший сразу на одну треть площадь Нижнего, оказался красивым жестом. Было заложено около десятка «линий», и на этом все планы кончились. Шумиха и реклама, созданная вокруг строительства, привлекали немало охотников поживиться. Получив, под видом застройщиков, за недорогую плату строительные участки, они стали выжидать возможности перепродать их «с пользой». Обитатели вновь выстроенных домов, за отсутствием водопровода, ходили за водой в загородное поле к оврагу у еврейского кладбища, к роднику «Кадочка». Безводие особенно сильно давало себя чувствовать при частых пожарах. «Пожарные нужды» не сходили с повестки дня думы. Подряд пять лет «отцы города» безуспешно старались разрешить следующую проблему: не следует ли заменить у лошадей пожарного обоза красивую дуговую упряжь «с отлетом» на более рациональную — дышловую… Зато, после одного, особенно опустошительного пожара на новых Мининской и Юрьевской улицах, единогласно постановили: «В видах облегчения пожарной команды во время продолжительных пожаров, подкреплять людей выдачей за счет города по чарке водки на каждого».