— Погодите… Я должен с ними поговорить.
Проявив весь свой дипломатизм, насколько позволил коньяк, я подошёл к главарю.
— Мои парни сделают это для тебя. Ты попросил нас, я это сделаю. А не для этих засранцев, — указал он на секьюрити.
Петер Цумштег тоже работал у нас. Наши взаимоотношения были более здравыми. Мы ещё находились в Швейцарии, когда Петер как–то вечером предложил съездить на выставку необычного художника где–то на окраине Цюриха.
— Этот парень необыкновенен. Он также твой большой поклонник. Не знаю, может быть он нарисует обложку к вашему новому альбому, — говорил с энтузиазмом Петер.
К дому Х. Р. Гигера[70] мы подъехали затемно, хозяин открыл дверь: с виду нормальный и адекватный человек. Вероятно, у него высокая переносимость к тому, что он принимал, или к тому, что приняли мы… в общем, он нас пригласил внутрь. Был он пухлым коротышкой, а вот его жена/подруга — сногсшибательная/великолепная. Я не мог не заметить удивительных губ, когда она подала к столу вино. Освещения было как раз достаточно, чтобы увидеть их. Комната, в которой мы находились, производила впечатление величественного готического собора, построенного сумасшедшим сталелитейным заводом. Детские ангельские лица в презервативах смотрели на нас с тем же бесцветным взглядом, что и их создатель. Все вещи были оттенка чёрного. Стулья столовой словно созданы из человечьих костей, наверно так оно и было. Они не приглашают вас присесть, но если вы усядетесь в одно из них, то останетесь в нём навечно.
Перед тем, как зайти в студию Гигера, я попросил воспользоваться туалетом, который выглядел тоже недружелюбно. Сидушка унитаза в виде рук, обнимает ваши булки, пока вы гадите в него. Рядом торчала кровавая рука с капельницей. Если вас мучает запор, от него точно не останется и следа, когда вы оттуда выйдете.
В студии Гигер показал мне книги, вдохновляющие его, в основном на медицинскую тематику с фотографиями кожных и венерических заболеваний. «Посмотри на это! — Гигер указал на ужасного вида септическую вагину. — Какой удивительный ландшафт». Чтобы оценить это, мне бы потребовалось принять то же, что и он.
Осматривая его произведения, я по достоинству оценил, насколько плодотворным был он художником. Он вытачивал скульптуры из вещей, которые находил в мусорных баках. Он говорил с вами, будто бы знал ваши тайные страхи, вытаскивал их на свет, чтобы сделать из них предмет искусства и сравнить с тем, что вы есть. Примерно то, что я делал в музыке. Я нашёл единомышленника.
Большая часть картин была написана краскопультом. От этого картины становились непроницаемыми, почти фотографической реалистичности. Он выставил немало последних работ. На одной части большой картины был изображён человеческий череп с брусьями, проходящими сквозь него, что напоминало металлические тиски. Я указал на картину Петеру: «Посмотри! «Натяни чей–то череп на себя» (Whip Some Skull on Ya). Это должно быть на обложке альбома».
Петер согласился. Мы договорились встретиться с Гигером снова следующим вечером, когда я приеду с группой. Я не думал, что они согласятся, но это произошло. Грег и Карл начали уставать от Швейцарии, им явно не хватало развлечений. С обычным циничным эгоизмом они осматривали септические камеры Гигера. Но Грегу очень понравилась изображение женского лица. Дреды волос–проволок обрамляли закрытые глаза, к знакомым губам тянулся пенис. «О, тебе нравится, — Гигер заметил интерес Грега. — Это моя жена!»
Петер Цумштег остался обговаривать детали сделки на право использования и черепа и лица на нашем новом альбоме, который теперь однозначно назывался «Brain Salad Surgery».
В студию Advsion, пока Грег трудился над микшированием, мне позвонили из офиса Manticore. Они составляли список участников и авторов альбома, и у них возникли проблемы с издательской компанией Джинастеры, Boosey and Hawkes по поводу использования «Токкаты», четвёртой части «Концерта для фортепиано». Грег начал жаловаться, что он хотел, чтобы я выяснил всё перед тем, как потратить тонну денег на запись. Приняв на себя вину, я позвонил в Boosey and Hawkes, чтобы урегулировать сложившуюся ситуацию. Если мы не сможем использовать «Токкату», мы должны записать что–то еще, оттягивая и так запаздывающий выход альбома. Издательство подтвердило, что Альберто Джинастера не хочет, чтобы его музыка была «испорчена», но дали его номер телефона в Женеве. Я позвонил, трубку взяла его жена Аурора.