В том месте, где Янтарная тропа пересекалась с Восточной, лежит равнина длиною в два дня пути и такой ширины, какую пройдешь от утра до вечера. Зовется та равнина Моравское поле. С севера и запада замыкает ее гряда холмов, развилка рек отделяет ее от восточной и южной равнины. Почва там плодородная, тучная. Да и перекресток торговых путей давал Моравскому полю многие выгоды и сделал его местом богатства и власти.
В шестом веке славяне, обитавшие в области Моравского поля, были скотоводы, частью же земледельцы. Бывало, когда пасли люди стадо или пахали недалеко от одной из торговых троп, встречали они проезжих купцов. Тогда сбегались они, расхваливали нужные им товары и с презрением смотрели на то, что им не подходило. Так знакомились жители Моравского поля с купцами и отдавали им свои припасы за железные наконечники к стрелам или за вино из купеческих бурдюков.
Случались, однако, и исключения в столь мирном обычае славян; среди них достаточно было таких, кто нападал на караваны чужеземцев и убивал их. Со временем славяне все чаще и чаще прибегали к оружию, ибо к их землям приближалась война. Надвигалась она с востока, шла с тюрко-татарскими племенами, и Дунай обозначал ее путь.
В первой половине шестого века вырвались из азиатских пределов авары и двинулись на славянские земли. Шли они отдельными отрядами, рассыпавшись широко, чтоб не ускользнула добыча; но там, где гуще были селения и где люди поднимались к отпору, собирались аварские конники в большие орды и побеждали множеством и дикостью. Были авары высокорослы, великой отличались силой, и никто не мог с ними сравниться в стремительности передвижения. Они мчались верхами, склонившись к шее коней, неслись, словно туча, и звериные шкуры развевались у них за плечами, и копье лежало в руке, и кривая сабля, и боевой топор. Налетев на селенья славян, громили, пускали огонь, пожиравший все, что горит: дома, урожай на полях и лес.
Страшны были авары в походе, столь же страшными были их таборы. С наступлением холодов останавливались аварские орды и в удобном месте ставили шатры. А мужчин, женщин и девушек, захваченных в плен, заставляли служить у себя в величайших лишениях, в рабстве и исполнять их желания. Одних посылали насыпать вал вокруг табора, других — выкапывать из-под снега корм для лошадей — и голод, горе, побои были им платой. От них кровь текла по бедрам женщин. Ужасные объятия наносили им раны, и аварские зубы оставляли следы на их щеках. И ширился ужас среди славян. Некоторые племена поднимались, ища смерти, вступали в борьбу без надежды.
Порабощение, страданья учили людей страстно желать свободы — учили их ненависти. И вот уже все без остатка загорелись возмущением против авар: и те, кто был побежден в бою, и те, кто без боя подчинился им и по собственной воле принял аварское иго.
К тому времени, когда переполнялась уже мера страданий, в Дакии, то есть в земле, лежавшей там, где ныне Румынское государство, жил владетель по имени Добрента. И вот он-то отказался платить аварам десятину от стад и поднял против них войну. Тогда решил аварский каган разорить Дакию и убить Добренту. Двинулся он с многочисленным войском, шел по безлесным краям и по лесистым, и вот вступило войско в дремучий лес, где всадникам пришлось двигаться так, чтобы конь следовал за конем. И там, где стеснилась в чаще аварская конница, где не могла она развернуться для атаки, бросился на авар народ Добренты, стаскивал воинов с седел и убивал их.
Поход закончился неудачей, и каган по имени Баян вынужден был отступить. Авары вернулись в свой укрепленный лагерь, и Баян отправил к Добренте послов. Послов было двое, но шло с ними еще несколько человек менее знатного рода и менее искушенных в искусстве речи.
Представ перед Добрентой, аварское посольство не спешилось, не приняло угощения, как то было в обычае тех, кто говорил от имени своего племени со старшинами другого. Авары не сошли с коней, остались в седле, и с этой высоты говорили с Добрентой. Речи их заключали требование выдать задержанные стада и отправить в рабство столько славянских мужей, сколько копыт у стада.