Пролог. Солнце
Забегая вперед...
Весна в лесу вечно запаздывает. Молодой травой пробирается окольными тропинками, прогретым на солнце воздухом сквозит между стволами вековых деревьев и прячется по ночам в кронах, только-только занявшихся зеленцой. Городские сады и парки успели порадовать жителей распустившимися цветами — первыми после невыносимо долгой и тяжелой зимы. Та чересчур рано заявила свои права и до последнего не сдавала позиций. Здесь же — в почти что никем и ничем нетронутой природе хаотично разбросанные вдоль мощеных дорожек проталины соединились в единый ковер из прошлогодней листвы, отодвинув берега кое-где сохранившихся снежных островков. День ото дня белых пятен становилось все меньше.
С первыми лучами весеннего солнца природа пробуждалась от затянувшейся зимней спячки. Постепенно покрывало рыхлого наста и мелко накрошенного льда приоткрывалось, оголяя дремавшую под ним землю. Каждый день на глаза попадалось все больше сломанных веток и увядшей прошлогодней листвы, переждавших суровые времена, скрывшись от глаз, а показавшись — не радуя. Походило на жизнь, когда из нее исчезали тайны. Вместе с теми уходила радость слепого неведения. Мимолетная, едва ощутимая, как тонкий аромат весенних цветов. Она отцветала, оставляя лишь воспоминания.
У счастья короткий век. Память о нем живет куда дольше, но лишь от того, что медленнее умирает. Встав на путь увядания, в ней нет места былому цвету. На исходе опадая воспоминаниями одним за другим, словно листьями, подхваченными ветром, прошлое проносится перед глазами в круговороте, а затем падает замертво на остывшую землю. Иссохнув, истлев, оно навсегда покидает этот мир и никогда больше не подарит трепет в заледеневшем сердце, не заставит его биться быстрее, замереть и снова колотиться крыльями пташки среди голых прутьев. Бережно храня в себе отголоски всего, что некогда было дорого, память покидает этот мир, сливаясь с забвением. С ее уходом прошлого больше нет. Его нельзя вернуть, позвать или воскресить, как нельзя увидеть вновь налившейся красками сбросивший лепестки и завядший цветок. С ним можно только проститься. У счастья короткий век, и память о нем не вечна.
Отжившее прошлое открывало дорогу новому, еще нерожденному грядущему. Будни в нем виделись несомненно красочнее. Солнце — ярче, трава — зеленее. В новом дне никогда не будет по-прежнему: как в прошлом, которого не стало. Еще ненаписанное будущее явит собой нечто иное и никогда не повторит былых ошибок. Там будут сделаны новые — те, что с рваными ранами оставят грубые шрамы, приблизившими неминуемую гибель и конец всего сущего. Бесконечный круговорот жизни и смерти — закономерный ход вещей. Принять его или нет — выбор каждого, но от этого выбора ничего не будет завысить.
Примяв едва пробившуюся из отмерзшей земли мягкую траву, он стоял на пригорке и смотрел на детей, игравших внизу у ручья. Пробегая по топким берегам, они запускали в сбросивший ледяные оковы поток щепы и прутья, бежали за ними вниз по течению и обгоняли на невысоких порогах. Его всегда удивляла способность юных сердец открываться навстречу новому, искать и находить радость в простых обыденных вещах, что взрослые зачастую теряли с годами. Видеть бОльшее в малом, светлое в темном. Наверное, именно это и делает нас детьми.
— Мне здесь нравится, — она подошла совершенно не слышно и встала за левым плечом, положив на него острый подбородок.
— Никогда же не нравилось, — хмурясь и отворачиваясь, обиженно пробормотал Лиам.
— То было раньше, а это — сейчас, — мечтательно произнесла она, будто это могло объяснить хоть что-то.
Скрываясь за его широкими плечами от легких утренних сквозняков, тянувших прохладу со стороны океана, тонкий девичий стан прижался к сыроватой шерсти грубого сукна рукава. Одаривая теплом, цепкие изящные пальчики цеплялись за его, — уже заледеневшие и с парным к его кольцом на безымянном пальце.
— Не вижу разницы, — по-утреннему недовольно хмурясь, Ли продолжал ворчать и, подобно ей, прячась от ветра, запахивал полы тонкого пальто, не защищавшего от заблудившегося среди деревьев ветра.
— Это неважно, — отмахнулась она от препираний и старалась не заострять внимания на давно ушедших днях из полузабытого прошлого.
Не вышло. Он помнил, а значит и она не забыла: сказанное ею ложь и ей здесь никогда не нравилось.
— Детям здесь нравится, — торопливо и с опоздание она все же подобрала нужные слова, но и от них не было никакого проку.
— Бред, — у кого-то в планах на утро четко намечен скандал. — Они забудут все это, как только мы уйдем отсюда, — шмыгнув носом от холода, заключил он и отвернулся от неё насколько смог.