Тут она запнулась и с досадой тряхнув головой, поправила себя:
— Не надо вечного. Не нужно «никогда» и «всегда» и «вечно». Пусть просто будут ей радости.
— Ты ее давно знаешь, эту Агейю?
Они уже входили в узкий переулок, стиснутый старыми красивыми домами, впереди темнел широкий вход с выщербленными ступенями, над которым — фигура из тонкого металла, наполненная рисованными буквами.
— Она была моей младшей сестрой, — рассеянно ответила Неллет, думая что-то свое, — названной сестрой. Мы любили друг друга.
— Младшей?
По ступеням сбежал крепкий старик с небольшим брюхом, обвязанным поясом с длинными концами. На его широких плечах сидели две зеленые птицы, таращили круглые глаза, разевая крючковатые клювы.
Старик растопырил пухлые пальцы, восклицая и кланяясь. Королева, смеясь, похлопала его по толстому животу, кивнула, передавая дженту и его свите. Обернулась, разыскивая глазами дочь и, поманив, исчезла в проеме, откуда пахло чем-то вкусным, жареным и горячим.
Глава 16
Они играют со временем.
Эти слова снова и снова крутились в голове Даэда, и он опять недоумевал, надсадно дыша, и поправляя свою ношу на ноющих руках. Играют. Со временем. Просто. Так просто. Они. Это было сказано незадолго до заката, а сейчас поздний вечер, с раннего утра праздника прошло меньше полного дня. О ком сказаны эти слова? О санатах, запряженных в дивную колесницу. Неллет сказала. Говоря, улыбалась немного неловко, наверное, думала, ее простак-муж снова не понял, потому хмурит брови, чтоб выглядеть умным.
А так и было. Пытался выглядеть.
Даэд хрипло рассмеялся и споткнулся, нащупывая босой ногой невидимые в темноте корневища, перегораживающие тропу. Ступил дальше, нагибая голову, чтоб не цепляться волосами за ветки. И задержал дыхание, пытаясь услышать дыхание Неллет. Еле заметное, рваное, с легким хрипом при каждом вдохе.
Мы тоже играем со временем. Было утро, птицы и праздник. И вот ничего нет, только чернота в колючих ветках, невидимая под ногами тропа, и Неллет, мягко обвисшая на его напряженных руках. Или время играет с нами?
Он позволил мыслям течь, как им хочется, потому что идти еще далеко, а постоянно прислушиваться к ее дыханию и биению сердца, значит, замедлить шаги.
Неллет сказала это, когда усталые, возвращались обратно. Сначала пешком по мостовой, под уже сочным дремотным солнцем послеполудня. Потом усаживались в колесницу, где на обратной дороге оказалось много свободных сидений. Большая часть свиты Ами и Денны решили остаться в городе, ненадолго, смотреть закатные фейерверки над озером. Ехим, кланяясь, проводил гостей до порога, с гордостью слушая стоны и веселые шутки насчет животов, набитых вкуснейшим жареным мясом, тушеными батами, нежным салатом с древесными грибами. И потеснив в сторону Даэда, расцеловал Неллет в щеки, сразу после этого встав на колено — испросить прощения за вольность. Неллет, смеясь, тронула пальцем потный лоб старика, даруя ему свою милость. Солнце пронизывало ущелья улиц между спокойных домов, бросало на дорожки четкие тени. Желтое солнце, которое скоро покраснеет. Это перед закатом, знал Даэд, если день ясный, это — всегда. Но потом они сели на мягкие сиденья, колесница приподнялась, и, если бы не стрекот санатов, было бы хорошо слышно, как шелестят по днищу ветки, которые раскачивает марево сгущенного воздуха. Двинулись. И вот тогда Даэд увидел, как, соотносясь с развертыванием прозрачных крыльев, солнце прыгнуло выше, потом снова спустилось, потом покраснело, присаживаясь на линию горизонта, и снова оказалось на своем месте. Прыжок — крылья уходят к бокам, складываются радужными складками, еще прыжок светила — крылья ложатся на воздух полукругами.
— Что это? Как это делается? — спросил он тогда.
— Это санаты, — ответила Неллет после короткого провала его сознания, — они играют со временем.
Не для красоты, отметил Даэд, почти упустив самый конец ее фразы (а солнце снова качнулось в густой синеве). Мне показалось, они просто украшение, а они скачут. Но не по воздуху.