А вот его избранница вряд ли хотела провести старость рядом с ним. Она использовала Антэса точно так, как использовала Даниала Каса и Илиаса Метта.
Впрочем, я забегаю наперед. То, что непристойное видео сняла сама Лилиана Эвгениа, и предназначалось оно не для ностальгии по славным денькам, а чтобы узнать побольше о работе профессора Каса, я поняла через несколько дней. Озарение пришло, ха-ха. А если серьезно, я поначалу решила, что съемку вел любитель шпионажа Илиас Метт, и помчалась к нему, но он отреагировал на видео словами: «Она была еще одержимее, чем я думал, и действительно могла перевернуть Оникс». Это наталкивало на определенные размышления.
Время шло, о пересмотре дела Каса никто не заговаривал, того, кто слил видео в галанет, особо не искали (на форумах болтали, что это сделал недовольный халатностью расследования сотрудник полиции), и я начала сомневаться. Вдруг все совсем не так? Но унылая физиономия Антэса подсказывала: его посещают примерно те же мысли.
Он улетел вместе с сыном. На Оникс-1 — я видела билеты. А перед тем разорвал фото Лилианы на мелкие клочки и скормил утилизатору.
Идиот! Эта фотография была уликой! На ней профессор Эвгения куталась в шарфик с тигровыми полосками, и я могла поклясться, что видела точно такой же в Исследовательском центре.
Она обронила его в пылу борьбы с убийцей? Думаю, это имело смысл.
Вопрос в том, где. Или у кого? Хоть убейте, а я этого не помнила.
Касэлона
Аристэй Волк падал в бесконечную темную пропасть. Вокруг мерцали звезды, вспыхивали и гасли сверхновые, кружились планеты… Он понимал, что это нереально, однако вздрагивал всякий раз, когда мимо проносились огненные кометы.
Потом возник шум. Он шел из ниоткуда, нарастал постепенно, и вскоре превратился в навязчивый писк незнакомых голосов. Это мешало плавать в безвременье. Заставляло прислушиваться, вырывало из забытья…
А еще по голове что-то ползало, и вкупе с фантасмагорическими видениями неприятные прикосновения будоражили кровь.
— Девушка, у вас руки трясутся. Вы ему вену раскурочите, — одна из фраз наконец обрела четкость. — Колите в мышцу или оставьте все как есть. Он крепкий мужик, а не балерина.
Руки коснулось что-то холодное, и Аристэй вскочил, готовый драться с любым количеством противников. Пристегнутые к ножке койки наручники отбросили его на пол, в предплечье вонзилась игла, кто-то тонко вскрикнул и мазнул по щеке мокрыми волосами.
Он затравленно огляделся, вызывая в памяти последние события.
Еда. Точно, дело в еде. Запертого в каюте Даниала Каса нужно было покормить. Аристэй на всякий случай вооружился конфискованным оружием, «Зара» открыла дверь и…
И теперь в наручниках не преступник.
— Что это? — Волк выдрал из руки иглу от шприца, к которой почему-то шприц не прилагался. — Откуда тут… Леви?
Несомненно, рядом сидела она — хрупкая и несчастная, казавшаяся еще незаметнее в широченной рубашке, сползавшей с плеч. В глазах слезы, на шее — огромный, уже пожелтевший синяк, пальцы в крови…
— Леви! Что он с тобой сделал?!
От резкого движения в голове будто что-то взорвалось и по спине прокатились несколько неспешных капель.
«Это моя кровь», — понял Аристэй, продираясь сквозь обжигающие волны боли.
Кас каким-то чудом освободился от наручников (на законопослушной «Касэлоне» нашлась лишь допотопная модель, такую и скрепкой взломаешь — при наличии, разумеется, этой самой скрепки), отнял у ничего не подозревавшего Волка пистолет, огрел рукоятью и затащил внутрь каюты.
Последние три пункта вполне понятны, а вот с первым загвоздка. Наручники, хм… Судя по тому, что теперь они украшали запястья Аристэя, преступник их именно что открыл, а не сломал себе пальцы, чтобы вытянуть кисти рук. И чем же? Не иначе как силой мысли, потому что из превращенной в тюремную камеру каюты убрали абсолютно все, кроме койки.
— Ты как, Арт? Осторожнее… Давай я вколю обезболивающее.
Леви хлопотала вокруг бывшего коллеги, словно позабыв о существовании вооруженного человека в двух метрах от них.
— Не надо. — Волк, помня о предыдущем опыте, медленно покачал головой. — Почему ты здесь? Откуда у тебя аптечка? Чего он хочет?
Даниал пристально смотрел на приоткрытую дверь и совсем не реагировал на пленников. Будь он немного ближе… Но Аристэй не позволил себе мечтать о несбыточном. Преступника не достать, да и скованные руки — не лучшее оружие против пистолета.