Без воровства, впрочем, тоже не обошлось. В каждом городе кроме станции пассажирской есть ещё и так называемые отстойники, где вагоны со всевозможным товаром ждут своей очереди для сортировки и отправки в пункт назначения. Вот эти-то отстойники и грабили цыгане; высмотрев заранее расположение вагонов, охраны, путей отступления они стремительно подлетали на нескольких мотоциклах с коляской. В считаные секунды срывались пломбы с вагонов и так же быстро ватаги смуглых людей перегружали к себе всё, что могли увести.
Дом пророчицы выглядел-бы обычной хибарой, хоть и оборудованной новомодными дорогими примочками, вроде металлопластиковых окон, железной двери, спутниковой антенны, если б не высокий добротный забор, надёжно скрывавший от посторонних глаз происходящие и обилие ковров во дворе. Весь двор был застелен ими; ковры лежали на земле и висели с тыльной стороны забора, придавая этому месту необычный вид, словно задавая тон фантасмагории.
Внутри барона тепло приветствовали два крепких молодых рома, но без особой заискивающей почтительности. Видимо та, кому они служили, представлялась им более значимой. Пройдя коротким лабиринтом коридоров и смежных комнат, наша процессия остановилась у выкрашенных в белый цвет деревянных дверей. Негромко постучав один из провожатых заглянул внутрь и что-то сказав на своём языке, отошёл в сторону.
Цыгане остались снаружи, а в большую причудливо обставленную залу зашли только мы с Сашей. Комната, как и весь этот дом (кроме, пожалуй, дверей), была выкрашена в безрадостный тёмно-серый цвет. Серые тяжёлые портьеры закрывали окна, свет зимнего солнца с трудом протискивался сквозь узкую щель между ними. Как и в резиденции барона, здесь стояли четыре огромных псевдо китайских вазы в человеческий рост, но не у окон, а по углам. На стенах висели аляповатые натюрморты, выглядевшие обычным ширпотребом с Андреевского спуска. Кроме кресла с диваном, обтянутых серым велюром, и журнального столика между ними другой мебели в шаманской обители не наблюдалось. Видимо, то была главная зала, в которой старуха принимала клиентов. Сама она хоть и выглядела живописно, согласно законам оккультного жанра, но казалась мало реальной, сродни ещё одной китайской вазе.
На вид в ней было под двести килограмм. Когда-то, то была высокая женщина, сейчас же став древней старухой, превратилась в некое подобие пирамиды из жира, ниспадавшего огромными складками к основанию кресла, в которое она с трудом поместилась. В тусклом свете люминесцентной лампы кожа гадалки выглядела такой же серой и не живой, как и стены её кабинета. Словно выцветшие глаза ничего не выражали; она жила слишком долго, так давно что вполне могла помнить исход цыган из Индии. По крайней мере, настолько она тянула, а в той искусно созданной ею атмосфере присутствия чего-то потустороннего, это больше не казалось чем-то из ряда вон. Для пущего эффекта, на шее вещуньи висел целый ворох ниточек и цепочек, на которых красовалась всякая всячина, вроде птичьего пёрышка и золотого колечка. Вот только крестика в нём я не заметил. Видимо свои силы, женщина черпала из другого источника.
Провидица молча разглядывала Сашу ничего не выражающим взором, и от него мне сделалось не по себе. Взгляд её не был тёплым, как не было в нём какой-то вражды или неприязни – он был абсолютно нейтрален. Старуха смотрела как-то сквозь моего друга, на единое целое своих колдовских атрибутов, словно рентген считывая информацию. Без разбора, не отсеивая ничего, не откладывая нужные файлы – гадалка явно обладала какими-то магическими способностями и сейчас она знала про посетителя решительно всё, от колыбели до могилы. Во всяком случае, тогда я мог в этом поклясться. А потом пророчица начала говорить.
Монотонным, ничего не выражающим голосом цыганка рассказывала о Сашиной жизни. Когда родился, где учился, увлечении спортом, его челночном бизнесе, аварии, коме, упомянула и о готовившемся покушении. Пока она вещала о том, что не являлось секретом, и было известно половине Воскресенки. Приятель лишь скептически ухмылялся, решив, будто я натрепался о нём барону, а тот передал гадалке. Женщина замолчала, всё так же, словно сквозь, глядя на товарища, а затем мы услышали такие детали из Сашиной биографии, про которые я даже не подозревал, да и сам он, похоже, не охотно вспомнил о них.