Выбрать главу

В другой раз побывали в Киеве в «паломнической поездке»: «Папа был очень рад, что ему удалось показать нам величие русской природы, древнейший русский город – источник православной веры».

Первые публикации

В 1910 году в 13 лет он впервые напечатался со стихотворением «Осень» в газете «Одесский вестник», и я приведу его целиком. Надо сказать, когда я прочитал своему семилетнему сыну несколько стихотворений Катаева разных лет, впечатление на ребенка произвела именно «Осень» – слушал завороженно и с сопричастной усмешкой. Может быть, дело в ребячливом наиве. Такое ощущение, что стихотворение для детей, а значит, поучительная банальность как бы и оправданна (несмотря на тоскливые картины природы, все легко и бодро).

Холодом дышит природа немая,С воем врывается ветер в трубу,Желтые листья он крутит, играя,Пусто и скучно в саду.
Море шумит на широком просторе,Бешено волны седые кипят,И над холодной кипящей пучинойБелые чайки тоскливо кричат.
Крик их мешается с ревом стихии,Скалы, как бронза, от ветра звенят,Серым туманом окутаны горы,Дачи пустые уныло молчат.

В день, когда стихотворение было напечатано, Катаев в гимназию не плелся, а бежал. Газетную страницу он прилепил к стеклянной двери класса, «и вся гимназия бегала смотрела на стихи, которые написал Валька». Он «получил страшный нагоняй от директора» – подписываться своим именем гимназисту было не положено.

Во множестве советских изданий и библиографий Катаева указывалось место его дебюта и ранних публикаций – «Одесский вестник». Удивительно, ведь это орган губернского отдела Союза русского народа: достаточно открыть любой выпуск газеты, в том числе прочитать любой текст, соседствующий с любым стихотворением Вали, чтобы натолкнуться на грубую риторику, которую еще называют «жидоедской» – к примеру, следом за стихами «Из великопостных мотивов» («Я к Тебе прибегаю, Христос») следовало листовочное «Самооборона от евреев».

В другой раз он именно бежал в гимназию в конце того же 1910-го. Бежал из-за дождя и потрясения, а мимо бежали газетчики, крича: «Смерть Льва Толстого!» Валя только что прочитал «Войну и мир» и был очарован этим романом. И вдруг – газетчики… «Ужас охватил мою душу. Мне показалось, что в мире произошла какая-то непоправимая катастрофа».

За два года в «Одесском вестнике» было опубликовано более двадцати пяти стихотворений Катаева. Одни из первых напечатанных: «Стамбул» – впечатление от морского путешествия и «Рим», в сущности, тоже впечатление от города, но с сюжетом из жизни Нерона. После «Осени» он стал публиковаться в «Южной мысли», «Одесском листке», «Пробуждении», «Лукоморье». За стихами последовала проза.

Первые его вещи в основном были благостны, сводились к морали, но при этом всегда не без озорства, а порой и с недетской дерзостью.

В 1912-м отдельными брошюрами он выпустил два рассказа «Пробуждение» и «Темная личность».

В «Пробуждении» изображен молодой человек, бывший революционер по фамилии Расколин, после злоключений отправившийся к тетке в Одессу. «Припомнилась ему смутная пора 1905 года. Только что окончив университет, он, еще не разочарованный горьким опытом, еще полный нравственных и физических сил, вступил на житейский путь. И вот, увлеченный какими-то фантастическими идеями, под влиянием дурной среды, он с револьвером в руке стоит на баррикаде. Затем, как какой-то кошмар, вспомнил он арест, суд и наконец ссылку». (Впоследствии Катаев авантюрно изобразит себя – ребенка, родных и знакомых соучастниками революционного дела 1905 года, что, конечно, было далеко от реальности.) Расколин, встретив на станции старинного приятеля, не доехал до Одессы, а отправился к нему на южный хутор, где познакомился с его восемнадцатилетней сестрой, «белокурой хорошенькой Танюшей». Расколин провел на хуторе последнюю неделю поста, помогал красить яйца, пошел со всеми на церковную службу: «…когда в его ушах звенел напев Пасхальный, он понял, что он любит Татьяну, что любит сильно, страстно, как может любить человек, полный сил, полный веры в Бога и людей». А еще через неделю из Одессы он прислал девушке письмо, объясняясь в чувстве и окончательно отрекаясь от революции: «Ты, конечно, помнишь миг, когда мы возвращались из церкви и когда ударили колокола? Так знай же, что я с той поры переродился, с той поры я проклял, нет, я не проклял, а забыл и забыл навеки бурную, полную волнений и тревог жизнь. Я полюбил домашний очаг и тихую трудовую жизнь, я полюбил тебя, Таня!»