Долгое время никто не решался подойти к зоотавру: он внушал всем такой суеверный страх, что людям не верилось в его смерть. Казалось, что вот-вот эта груда оживет, зашевелится, поднимет голову. При одной мысли об этом мороз подирал по коже самых хладнокровных людей.
Вначале публика держалась в отдалении от зоотавра. Некоторые рассматривали его в бинокль. Газетные репортеры щелкали фотографическими аппаратами, с лихорадочной торопливостью набрасывали что-то в своих записных книжках, но все же не решались подойти слишком близко.
Время от времени по рядам проносился тревожный шепот.
— Смотрите, он как будто шевелится!
— Ничего подобного! Это вам со страха показалось.
— Да нет же, уверяю вас: видите, как у него чуть-чуть бок приподымается… там, справа, метрах в двадцати ниже головы?…
Слушатели не верили, но все же инстинктивно пятились назад, норовя спрятаться в толпу.
— Для большей безопасности его следовало бы электро-кутировать! — сказал один видный депутат. — Я-то лично меньше всего боюсь, но надо подумать об ужасах, какие имели бы тут место, если б этот монстр вдруг ожил.
— Да, вы совершенно правы! — согласился стоявший рядом с ним муниципальный советник. — Можно было бы также сделать ему — на расстоянии, конечно, — вспрыскивания каких-нибудь сильных ядов.
— Нет, господа! — запротестовал находившийся поблизости президент Академии Наук. — Этого мы допустить не можем… Не можем в интересах науки… Электрический ток или сильные яды — которых, вдобавок, потребовалась бы чуть не целая тонна — могут произвести серьезные изменения в трупе и затруднить, таким образом, возможность научного исследования. К тому же, уверяю вас, он мертв, совершенно мертв — и уж не оживет…
В эту минуту говорившие были привлечены легким шумом в первых рядах.
— Простите, сударыня, но я бы вас просил не подходить слишком близко! — говорил полицейский офицер какой-то уже немолодой даме, сухой и длинной, как жердь, с фотографическим аппаратом через одно плечо и большим полевым биноклем через другое.
— Вы не можете мне запретить, господин офицер! — ответила она на ломаном французском языке.
— Сударыня, я нахожусь здесь при исполнении обязанностей.
— Я тоже нахожусь здесь при исполнении обязанностей.
— Извините, с кем имею удовольствие говорить?
— Честь имею рекомендоваться: Miss Дэзи Нортон, специальная корреспондентка Северо-Американского газетного треста, обслуживающего 278 газет в Нью-Йорке, 196 в Чикаго, 71 в Вашингтоне и пр. и пр.
— Очень рад… но…
— Я сегодня должна отправить радио в 5000 слов…
— Преклоняюсь, сударыня, перед вашей энергией, но я получил строгую инструкцию никого не подпускать к зоотавру ближе чем на десять метров.
— Почему именно на десять, а не на пять или на двадцать? Я бы хотела знать, чем власти в данном случае руководились… Ведь были же у них какие-либо серьезные соображения?..
— Сударыня…
Этот диалог стал привлекать внимание окружающих, и полицейский офицер с тревогой смотрел на напиравшую сзади публику.
— Вообще, все это странно! — продолжала мисс Дэзи Нортон. — Одно из двух: или зоотавр мертв…
— В том-то и дело, сударыня, что абсолютной уверенности у нас нет.
— Но ведь нет ничего проще, как убедиться в этом! С вашего разрешения, господин офицер!
Не успел этот последний опомниться, как представительница Северо-Американского газетного треста очутилась вплотную около зоотавра и стала бесцеремонно тыкать его зонтиком и носком своего большого неуклюжего башмака.
Зрители ахнули от изумления и в первую минуту слегка попятились назад, точно ожидая, что зоотавр вот-вот поднимется. Но он продолжал лежать неподвижной массой, и толпа понемногу осмелела. Некоторые, прорвав переднюю цепь полицейских, подошли совсем близко к чудовищу и, следуя примеру мисс Нортон, тоже начали было тыкать его зонтиками и палками.
Полицейский офицер совершенно потерял голову, убеждал, умолял, грозил.
— Сударыня, это возмутительно! — кричал он. — Со всем почтением к Северо-Американским Соединенным штатам и вашему тресту, я должен сказать, что ваш образ действий…
Вдруг из задних рядов кто-то крикнул:
— Смотрите, он дышит! Он расправляет крылья!
Началась невообразимая паника. Толпа шарахнулась