«вместо того чтобы искать, что можно и что нельзя сказать о вещах, отношениях, объектах реального мира, мы должны определить, чтó мы можем сказать о самих значениях» (53, с, 258 и сл.).
Суждения, подобные приведенному выше, выражают другую крайнюю позицию в семасиологии, хотя истина, как и всегда, лежит где-то посередине. Действительно, семантику языка нельзя описать только на основе внеязыковых знаний о реальном мире или, по крайней мере, не проводя хотя бы общей принципиальной дифференциации того, что в содержательной системе языка от внешнего мира, а что – от внутренней структуры языка. Хотя очевидно, что четкую и надежную границу между этими двумя явлениями вряд ли можно провести. Ведь даже в грамматической структуре, наиболее формализованной части содержательной стороны языка, например,
«в падежных формах имени существительного отражается понимание связей между предметами, действиями, явлениями и качествами в мире материальной действительности» (14, с. 167),
так что и при чисто грамматическом построении фразы необходимо учитывать соответствующие связи и отношения в предметном мире, если мы хотим оставаться в рамках здравого смысла и быть понятыми собеседником. Но это только одна сторона проблемы соотношения объективной реальности и языковой семантики. В ней есть и другой весьма важный аспект.
Пристальное внимание к языку неизбежно приводит к выводу, что семантическое описание языка (лексики) в сочетании со знанием предметной области, может давать побочный продукт – уточнение внеязыковых знаний (18; 23; 26; 39; 60). В работе (23) подчеркивается, что очень часто обращение к данным языка повышает эффективность, результативность научных исследований, что вызывает особый интерес к роли языка в познании. Характеризуя способы использования данных языка в процессах познания объективного мира, автор останавливается прежде всего на том, как изучение истории грамматических категорий и слов помогает воссоздать изменения в жизни людей, развитие общественного сознания.
«Одно лишь сравнение словаря языка в разные эпохи дает возможность представить характер прогресса народа»;
«За словами, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана всемирной истории»;
«Словарь – это вселенная в алфавитном порядке… Все другие книги заключены в ней, нужно лишь оттуда их извлечь»,
– цитирует автор высказывания известных писателей и философов Д. Дидро, А.И. Герцена, А. Франса.
Ф. Энгельс, П. Лафарг, В.И. Ленин использовали при реконструкции исторических процессов данные языка, в частности В.И. Ленин при изучении жизни крестьян привлекал словарь В.И. Даля. Отмечается вклад советских языковедов и философов в освещение данного вопроса: Р.А. Будагова, В.И. Абаева, Д.П. Горского, В.З. Панфилова и др. Особенно экстралингвистически информативны такие факты языка, как состав неологизмов, появление новых терминов и целых терминологических областей, количественные характеристики лексических разрядов, сравнение состава неологизмов одного и того же периода в разных языках.
Прослеживание исторических изменений в употреблении языковых единиц, анализ их этимологии, сопоставление способов выражения внеязыковых знаний в разных языках помогают воссоздать историю тех или иных философских категорий: количества и качества (37; 35), пространства и времени (4), причины (29; 30), цели (28) и т.д. Однако здесь еще предстоит большая работа. Например, мало исследована в науке тема использования сложившегося современного языка для теории философских категорий, для уточнения их содержания и познавательного смысла.
«Это тем более удивительно, что философы с древнейших времен, в том числе и основоположники диалектического материализма, постоянно прибегали к анализу языка и нередко прямо указывали на эффективность такого приема при уточнении важнейших философских понятий» (23, с. 15).