— Тифлис…
Остап, по православному обычаю, троекратно расцеловался с ним…
В 7:15 на борт "Красного Кавказа" поднялось четверо пассажиров.
— Журналист? Писатель? — радовался молоденький вахтенный начальник. — Значит, вы к нам в качестве Гончарова? А раньше на корабле ходить приходилось?
— Угу. По Волге с агиттеатром. В качестве Верещагина, — пробурчал Остап.
— Осторожней, товарищи, — предупредил вахтенный начальник, — не запачкайтесь. Краска еще свежая. Особенно на орудийных башнях и в каютах… Военный корабль всегда в каком-нибудь месте подкрашивается, — добавил он весело.
Старший помощник был менее приветлив.
— Ходить по кораблю без головного убора нельзя, не полагается. Нельзя бросать окурков за борт — их может снести ветром назад, и корабль запачкается. По этой же причине не годится плевать. Облокачиваться тоже не принято: корабль — это не дом отдыха, нам здесь изящные пассажирские позы ни к чему.
Два или три раза Гусев пытался осадить старпома, но сквозь рокот голоса морского волка прорывалось лишь какое-то нелепое: "Знаете что…" "Бедовый мужик", — восхищался Остап.
— Вот и на баркасе, когда к крейсеру шли, — продолжал старпом, — стиль нарушили…
— Какой еще стиль?! — осторожно взорвался Гусев.
— Военно-морской, — ответил старпом, выдержав артистическую паузу. — На баркасе стоять заведено. Даже если очень устал. Все стоят и ты стой. — Старпом медленно развернулся, смачно сплюнул за борт и зашагал прочь.
— Ладно, ладно, — совсем по-детски забубнил Гусев. И уже по-взрослому добавил: "По прибытии по субординации".
И тут же, перескакивая через струи воды, бившие из шлангов (крейсер снова скребли и мыли, хотя и до этого он был чист, как голубь), к Бендеру бросился непременный активист. На "Красном Кавказе" его звали Семенов.
— Надо, надо, надо, надо, надо, товарищ корреспондент.
— Что надо? — насторожился Остап.
— Надо, надо, надо. Газету надо выпускать.
— Материал еще не накопился, — отрезал "рубанко-подпружник".
— Как не накопился? Уже накопился! Надо, надо, надо.
Семенова спасло появление вестового.
— Товарищи инженеры и писатель, — прокричал он, — старший помощник приказал передать, чтобы вы нигде не облокачивались, а если кто из вас запачкается, то в кают-компании есть бензин.
— Спасибо, товарищ, — холодно ответил Гусев, — Пока еще не требуется.
Но осмотрев друг друга пассажиры увидели на костюмах голубые пятна и полоски.
— Нам как раз к кают-компанию, — обрадовался Семенов и потащил Остапа куда-то вниз.
В кают-компании уже сидел молодой веснушчатый матрос. Еще час назад Семенов засадил его писать стихи для походного выпуска газеты "Красный черноморец".
— Ну что, Жученко, нашел рифму на "вымпел"?
— Найдешь ее! Тут Сам Пушкин не срифмует.
— Давай-давай! Пушкин, может, и не срифмовал бы, а товарищ Маяковский — запросто.
— Вымпел — пепел. Нет. Вымпел — румпель. Тоже нет. Вымпел — шомпол. Совсем не то… Э-эх…
Пришли военкоры в брезентовой рабочей форме. Все поспешно закурили и расселись.
— Вот что, ребята, — сказал Семенов, — завтра входим в соприкосновение с капиталистическим миром. Во-первых, надо отразить переход, работу личного состава. Есть известие с эсминцев, что они объявили друг с другом соцсоревнование. Подробности получим по семафору. А у нас как в машинном отделении? Как работают механизмы? Это же все надо отразить, товарищи. Надо, надо, надо. Кто напишет? Раскачивайтесь, ребята. Фельетончик нам подкинет товарищ писатель. А вот кто будет писать привет дружественному турецкому народу? Может, Жученко? А, Жученко?
— Вымпел — трап, отозвался вконец ошалевший Жученко.
— Дался тебе этот вымпел. Замени чем-нибудь.
— Жалко. Уже первая строчка есть. — Жученко снова что-то забормотал.
Не успел Севастополь скрыться из вида, как в кают-компании послышались страшные звуки.
— Синдрофос, синдрофос, синдрофос. Аркадаш, аркадаш. Кампаньо.
Свободные от вахты краснофлотцы заучивали турецкие, греческие и итальянские слова из специально выпущенного к походу "Словарика наиболее употребляемых слов", чтобы явиться за границу во всеоружии. Зубрили бодро, на все Черное море.
— Тешекур едерим.
— Здравствуйте — мерхаба. Прощайте — смарладык. Бу насыл бинадыр, бу насыл бинадыр. Что это за здание?
А никакого здания еще не было видно и не могло быть.
Кто-то заунывно басил:
— Дайте мне стакан воды. Бина бир стакан су вериниз. Дайте мне стакан воды. Дзосте му эна потири неро. Дайте мне стакан воды. Дате ме ун биккиере д'аку.