В ответ на это в "Последних новостях" появилась статья некоего "Ораниенбаумского драгуна", также по счастливому совпадению бежавшего на днях из "большевицкого вертепа". Драгун рассказал о том, что в вышедшей недавно совдеповской истории гражданской войны полковник Шатилов упоминается лишь вскользь. Далее сообщалось о том, что комиссары утаивают от народа правду о Лох-Несском чудовище, дабы сдержать его, народа, просвещение.
Через неделю обе газеты сообщили, что отправляют своих корреспондентов, соответственно "Петергофского гренадера" и "Ораниенбаумского драгуна" в Североамериканские Соединенные Штаты, и что читателей ожидает грандиозная сенсация.
…Преисполненный гордости за вверенную ему тайну, редактор "Ля…" подписывал редакционные удостоверения и платежные документы на имя Ивана Ивановича Шпора-Кнутовищева:
— С богом, ваше сиятельство! — прослезившись, он обнял Бендера.
Он несказанно удивился бы, если узнал, что час назад теми же словами графа-инкогнито (по редакционным документам и платежным ведомостям Петра Петровича Сбруя-Голенищева) напутствовал редактор "Ле…"…
Глава 29.
Королева танго Белостокского воеводства
Накануне прихода в Нью-Йорк состоялся парадный обед.
— Ну ладно, демонстрации трудящихся на верхней палубе я не требую, — недовольно сказал Остап, внимательно изучив меню. — Но в чем же праздник?
— А вон там, в самом низу, — услужливо подсказал Гадинг, — видите: "окра". В аккурат рюмочку водки закусить.
В это время официант положил на стол бумажные корсарские шляпы, хлопушки, значки в виде голубой ленты с надписью "Нормандия" и бумажники из искусственной кожи тоже с маркой трансатлантической компании.
— Нет-нет, — отмахнулся Остап. — Я принципиально не ношу бумажных головных уборов. Хватит с меня афинских лезвий "Жиллет".
Официант перевел беспокойный взгляд на Гадинга.
— Это всего лишь сувениры, — поспешил объяснить штабс-капитан. Раздают в конце путешествия, чтобы уберечь пароходный инвентарь от разграбления. Вы представить себе не можете, сколько людей одержимо психозом собирания сувениров. Особенно американцев. Тащат ножи, вилки, ложки, даже тарелки, пепельницы и графины. Так что выгоднее подарить значок в петлицу…
Тем временем Бутербродты с деловым видом надели на головы пиратские шляпы, разрядили хлопушки и прикололи к груди значки. Как видно, они считали своим долгом добросовестно воспользоваться благами, полагавшимися им по билету.
— Ну и чем же, дорогой Иван Иваныч, думаете заняться в Североамериканских Соединенных Штатах? О чем, собственно писать? — продолжал краснощекий гигант после обеда.
— Хорошо бы роман написать из жизни индейцев, — не думая, ответил Остап. — Чудное название для романа — "Индианка с собачкой". Знакомые одобрят.
— Недурно, недурно, — промурлыкал Гадинг. — Но начинать-то надо с публисити. Как бы это по-русски сказать, без публисити нет просперити.
— Без чего нет чего?! — изумился Бендер.
— Ну, публисити — вроде как известность, знаменитость. А просперити — стало быть, удача в делах, процветание, — обрадованный тем, что быстро смог найти соответствия в русском языке, Гадинг продолжал. — Подумаешь, корреспондент парижской газеты! Это в Европах Париж — столица. А для американцев это провинциальный городок. Вам нужно здорово потрудиться, чтобы попасть хотя бы на 10-ю страницу вечерних газет. Кстати, не удивляйтесь, когда вас спросят, как там погода в Иллинойсе или Техасе. Там тоже есть свои Парижи. Их в Америке штук пятнадцать…
— Впрочем, вас не спросят. Извините, но ваш английский… Придется, как говорят сейчас в России, взять над вами шефство, — Гадинг засмеялся. — И за анкеты вы еще не брались, а завтра будет не до этого. Надо, батенька, надо, надо, надо, надо.
Остап с опаской посмотрел на штабс-капитана, вздохнул и отправился в каюту заполнять громадные въездные анкеты, выданные ему на корабле. Среди наиболее выдающихся перлов американской бюрократии можно было прочесть:
"Покрыты ли вы струпьями?", "Идиот ли вы?", "Дефективны ли вы?", "Анархист ли вы?"…
Вскоре началась мелкобуржуазная самодеятельность. Пассажиры собрались в салоне. Потушили свет и навели прожектор на маленькую эстраду, куда, дрожа всем телом, вышла изможденная девица в серебряном платье. Оркестр, составленный из профессионалов, смотрел на нее с жалостью. Публика поощрительно зааплодировала. Девица конвульсивно открыла рот и сразу же его закрыла. Оркестр терпеливо повторил интродукцию. В предчувствии чего-то ужасного, зрители старались не смотреть друг на друга. Вдруг девушка вздрогнула и запела. Она пела известную песенку "Говори мне о любви", но так тихо и плохо, что нежный призыв никем не был услышан. В середине песни девица неожиданно убежала с эстрады, закрыв лицо руками. На эстраде появилась другая певица, еще более изможденная. Она была в глухом черном платье, но босая. На лице ее был написан ужас. Это была босоножка-любительница. Зрители начали воровато выбираться из зала.