Глава 30.
Колумб причаливает к берегу
Белый такси-кеб с тремя светящимися фонариками на крыше повлек командора в отель. Остап беспокойно ерзал. Его мучала мысль, что Гадинг с каким-то злодейским умыслом или ради забавы запихнул его в шутовской, архаический таксомотор. Но, трусливо выглянув в окно, он увидел, что во всех направлениях несутся машины с такими же дурацкими фонариками, самых вызывающих цветов: оранжевого, канареечного и белого.
— Эй, дружище, — штабс-капитан энергично хлопнул водителя по плечу, — давай через Бродвей.
Шофер радостно закивал головой. Это сулило ему несколько лишних долларов.
…Иногда что-то адски гудело под ногами, а иногда что-то грохотало над головой. Перекрывая шум, в самое ухо весело ревел Гадинг:
— Ну как вам Нью-Йорк? То, что сверху — это надземная железная дорога — "элевейтед". А то, что снизу — это подземка, "собвей".
Из каких-то люков, вделанных в мостовую и покрытых круглыми металлическими крышками, пробивался пар. Красные огни реклам бросали на него оперный свет. Казалось, вот-вот люк раскроется и оттуда вылезет Мефистофель и, откашлявшись, запоет басом: "При шпаге я, и шляпа с пером, и денег много, и плащ мой драгоценен".
Бродвей возник так же неожиданно, как сам Нью-Йорк возникает из беспредельной пустоты Атлантического океана.
Многие годы верхом электрического безумия Остапу казалась елка на рождество девятого года в Одессе. Впервые в истории города елка была украшена электрической гирляндой. Ее соорудил городской изобретатель и дурачок Иммануил Бабский. Деньги на проект в размере трехсот рублей выделил купец 2-ой гильдии и меценат Африкан Доброхотько, которого благодарные одесситы после этого также зачислили в "ыдиоты". Электричество для Остапа стояло тогда в одном ряду с шарманкой, балеринами и леденцами-монпасье. Но он никогда не думал, что его можно низвести (или поднять, если угодно) до уровня дрессированного животного в цирке. Здесь его заставили кривляться, прыгать через препятствия, подмигивать, отплясывать. Электрический парад никогда не прекращается. Огни реклам вспыхивают, вращаются и гаснут, чтобы сейчас же снова засверкать; буквы, большие и маленькие, белые, красные и зеленые, бесконечно убегают куда-то, чтобы через секунду вернуться и возобновить свой неистовый бег.
— Ну что, журналист? А? — снова прокричал штабс-капитан. — Добавь сюда еще одну лампочку и все взорвется к чертям собачьим!
— Некуда! — крикнул в ответ Остап.
— Что некуда? — не понял Гадинг.
— Некуда эту лампочку воткнуть!..
— Стой! — сказал вдруг штабс-капитан шоферу, завидев какую-то вывеску. — Отвези багаж в отель, пока мы будем… в театре, и жди нас здесь.
Шофер кивнул и уехал, а Бендер и Гадинг спустились по темной лестнице в полумрак.
Грохотал джаз, по мере способности подражая шуму надземной дороги. По сцене мелко семенила девица, на ходу сбрасывая с себя одежды. Джаз вдруг закудахтал, музыка оборвалась, и девушка с постельным визгом убежала за кулисы. Публика, наполнявшая зал, восторженно зааплодировала. На авансцену вышел конферансье, мужчина атлетического вида в смокинге, и внес деловое предложение:
— Поаплодируйте сильнее и она снимет с себя еще что-нибудь.
Раздался взрыв рукоплесканий и исполнительница снова прошла через сцену, жертвуя тем немногим, что у нее еще осталось от ее обмундирования.
Войдя в свой номер, Остап принялся отыскивать выключатель и долгое время не мог понять, как здесь включается электричество. Он бродил по комнатам сперва впотьмах, потом жег спички. При этом он вспоминал Бродвей и отвратительно ругался. Он обшарил все стены, исследовал двери и окна, но выключателя нигде не было. Несколько раз он приходил в отчаяние и садился отдохнуть на пол.
Вспомнив какой-то роман из жизни миллионеров, он исследовал пол. После этого решил взяться за потолок. По всем правилам детективной науки, он придвинул стол поближе к двери и забрался на него.
В это время дверь отворилась и в комнату влетел Гадинг:
— Это ужа… — крикнул он. Конец фразы утонул в грохоте и треске.
Через минуту, морщась и покрякивая, Гадинг дергал тонкую цепочку, висевшую у самой лампы.
— Это просто, — пояснял он. — Дернешь — зажжется, снова дернешь — потухнет.
— Вы сказали "это ужасно"? — спросил Бендер.
— Нет-нет, я сказал: "Это просто". Дернешь…
— Не сейчас. Когда вошли…