Одним словом, эти четыре дня я занимался преимущественно тем, что пил. Пил я много и должен сказать, мне это нравилось. А вот что касается еды, то ваши кафетерии и автоматы заставляют задуматься. Да, процесс проталкивания пищи в американские желудки доведен до виртуозности. Но, посудите сами, несмотря на сверкание стекла и металла, всех этих ящичков с щелями для опускания монет, лишенные свободы сосиски и котлеты производят какое-то жалкое впечатление. Их ведь жалко, как кошек на выставке. И, пардон, мне неприятно брать зубочистку в кассе. В этом есть что-то унизительное. Мой вам совет — не отнимайте у человека маленького удовольствия посмотреть меню, сказать "гм-м…", спросить у официанта, хороша ли телятина, и получить в ответ "Иэс, сэр".
Господа, ведь, в сущности, неважно, мраморные в ресторане колонны или их нет вообще. Ресторан — это символ свободного, процветающего общества. Раскрою секрет — в своей командировке я хотел бы провести всестороннее исследование, чтобы обосновать свою теорию зависимости свободы и процветания страны от количества ресторанов на душу населения.
Речь имела потрясающий успех. Члены клуба "Немецкое угощение" аплодировали ей очень долго. Вскоре, правда выяснилось, что большинство членов клуба не разобрало в ней ни слова, ибо жесточайший русский акцент оратора совершенно заглушил таившиеся в ней глубокие мысли.
Мистер председатель постучал молоточком, прекратив таким образом бурю аплодисментов, обратил к Остапу худое и умное лицо и сказал в наступившей тишине:
— Третьего ноября пройдут президентские выборы, и американцы считают, что только тогда определится путь, по которому пойдет Америка. Тем не менее, большинство присутствующих согласно с оратором в том, что Аляска должна стать сорок девятым штатом.
Остап остолбенел.
— Это дело надо спрыснуть, — зашептал Гадинг. — Русский ресторан. Сто грамм с соленым огурчиком.
Великий комбинатор не сопротивлялся.
Столик в ресторане был уже накрыт и за ним сидели двое в штатском, могучего телосложения. Один из них бросился разливать водку, но Гадинг остановил его:
— Сначала дело, — сказал он, обращаясь, скорее, к Остапу. — Неважные новости, господин Шпора-Кнутовищев. У нас есть надежные связи в ведущих американских газетах. Мы получили материалы, касающиеся вас, которые они собираются опубликовать. Не изволите ли ознакомиться?
Он положил на стол синюю папку с тесемками. Руки не слушали Остапа.
— Дело Александра Корейко? — спросил он насмешливо.
— Что? — не понял Гадинг.
Бендер вытряхнул содержимое папки перед собой. На дюжине фотографий и машинописных листках была запечатлена история его жизни за последние несколько дней: танцы с голыми девицами, опрокинутый стол, официант с подбитым глазом, требующий десятитысячной компенсации, богатырский сон среди батареи бутылок и самый свежий материал: "В сегодняшней речи в клубе "Немецкое угощение" небезызвестный господин Шпора-Кнутовищев зачитывал речь большевистского министра Микояна о том, что еда в социалистической стране должна быть вкусной, что она должна доставлять людям радость".
— Мы, конечно, можем дать делу задний ход, — продолжал штабс-капитан, — но это потребует немало денег. Я полагаю, денег у вас сейчас нет, но скоро будут. Не так ли, ваше сиятельство?
Остап молча смотрел ему в глаза. Гадинг засуетился.
— Вот, не желаете ли покончить с формальностями? — сказал он, указывая на листок, сплошь исписанный словами вроде "обязуется" и "надлежит".
Остап пододвинул себе эту бумажку и, не читая, размашисто написал наискось: "Nakosja Vykusi!"
— Приколите это в вашем ватерклозете, — бросил он. — Поможет от запоров.
Гадинг вскочил. Лицо его побагровело. Его суровые спутники изо всех сил делали вид, что пытаются спасти своего босса от электрического стула.
— Спустите пары, штабс-капитан, — продолжал Бендер, не меняя тона, — не устраивайте пошлых сцен. Ничего вы мне, милостивый государь, не сделаете. Вы ведь сами знаете это. Я вот сейчас вам в морду дам, а вы утретесь.
И Остап дал ему в морду.
Гадинг покачнулся. Вытер платочком кровь. Это был уже совсем другой человек. Очень спокойно он сказал:
— Что ж, мы действительно ничего вам не сделаем. Идите. Но мы найдем к вам ключик.
Остап налил водки себе и Гадингу.
— Ваше здоровье, штабс-капитан.
Гадинг молча опрокинул стопку.
Остап выбрался на улицу и остановил первый подвернувшийся кэб. Он назвал таксисту адрес Арчибальда Спивака. Через полтора часа они сидели в маленьком кафе. Спивак, совсем как год назад в Киеве, размазывал по щекам слезы.