— Это они! — закричал вдруг истошный женский голос. Что-то просвистело рядом.
— Сюда! — Остап потянул Спивака в сторону.
За деревьями прятался "Форд".
— Предусмотрительность, Арчибальд, — сказал Бендер, плюхаясь на сиденье, состоит не в том, чтобы не вляпаться в дерьмо, а в том, чтобы в нагрудном кармане оказался платочек. Трогайте!
— Но я же пьяный! — пролепетал Спивак.
— А вы думаете, штраф с покойника будет меньше? Трогайте, черт вас возьми!
Арчибальд нажал на газ.
Отъехав на безопасное расстояние от Спрингфилда, они остановились и вышли из машины.
— Я, конечно, не Нерон, — сказал Остап, созерцая далекое зарево, — но так и хочется написать поэму о пожаре Трои.
Спивак плакал.
— Не отчаивайтесь, Арчибальд, — сказал Остап, протягивая пачку банкнот. — Вот ваши деньги. С небольшой прибылью.
— Откуда?!
— Когда вы вчера отправились спать, я познакомился с местным финансовым бомондом и позволил им уговорить меня провести этот эксперимент именно в их городе.
— Вы подлец! — гневно выпалил Арчибальд. — Вы… Это вы провалили эксперимент! — Сжав кулаки, он двинулся на Остапа.
— В нарушение своих правил я позволю вам ударить меня, — невозмутимо ответил командор, — но при одном условии: вы ведь умеете торговать, ответьте мне: если бы я не содрал с них по несколько долларов, вы что думаете, они не подняли бы цен?
Арчибальд сник и побрел к машине.
Когда "Форд" подкатил к одинокой газолиновой станции на повороте к Спрингфилду, работник невозмутимо читал утреннюю газету.
— Дополни, дружище! — сказал Остап, протягивая пятидолларовую банкноту. — И не забудь привернуть крышку.
Парень быстро наполнил бак, тщательно привинтил крышку, и снова взялся за газету.
Бендер озадаченно потер подбородок и снисходительно произнес:
— Понимаю. Безногая сестра и брат-идиот. Можешь увеличить чаевые до двадцати центов.
Парень лениво покосился на клиентов и процедил сквозь зубы:
— С сегодняшнего дня два доллара за галлон, сэр. Как раз вышла пятерка.
Остап сделал зверское лицо и взялся за ручку двери.
Арчибальд резко нажал на педаль акселератора.
Глава 35.
По душам
Крах эксперимента удручающе подействовал на Арчибальда. Он так же аккуратно вел машину, так же регулярно брал информацию. Но что-то в нем разладилось. Ему надо было остановить машину, опустить стекло, высунуть голову и, сказав: "Пардн ми, сэр!", осведомиться о дороге. Все это он исполнял прилежно: и останавливал машину, и вскрикивал: "Пардн ми, сэр!", и пытался высунуть голову. Но он забывал самое важное — опустить стекло. Это звено у него выпадало. И только неслыханная прочность американской продукции уберегала компаньонов от визита в местную аптеку.
За последующие два дня пути компаньоны не проронили ни слова. Лишь однажды, в каком-то городке, когда, после особо тщательных расспросов, Арчибальд заехал не туда, и, сделав крюк, они вернулись на прежнее место, Остап как бы вскользь заметил:
— Встречал я таких вот людей, и среди них есть даже люди с высшим образованием.
— Ну и спрашивайте сами! — огрызнулся Арчибальд.
— Зачем? Во всех ваших занюханных городках главная улица называется или Бродвей или Мейн-стрит, то бишь та же главная улица. Шпарь по ней безо всяких расспросов.
— Между прочим, мы едем к вашему дядюшке, — буркнул Спивак.
Остап промолчал. Желания ругаться не было. Желания мириться — тоже. За неделю пути они порядком надоели друг другу.
Переехали Миссисипи, начался Запад. Арчибальд перешел с пятидесяти миль в час на шестьдесят. В нем появилась какая-то злость: в манере вести машину, в осанке. Перемены, что и говорить, неприятные, но командору лень было об этом думать.
Вскоре начался ливень. Бледные фары, с таким усердием изготовленные на заводе Форда, с трудом пробивали мглу, насыщенную водой. Но перед самым закатом погода изменилась.
Чистые синие холмы лежали по всему горизонту. Закат тоже был чистый, наивный, будто его нарисовала провинциальная барышня задолго до того, как в голову ей пришли первые, страшные мысли о мужчинах. Краски пустыни были такие свежие и прозрачные, что передать их можно было только альбомной акварелью. Несколько завитков ветра, попавшие в автомобиль через опущенное стекло, прыгали друг на друга, как чердачные коты.
Остап вдруг понял, что за все время в Америке он ни разу не думал о той жизни, которой он будет жить здесь; не пересчитывал миллионов, которые он получит от дяди, не строил вилл, не выбирал автомобиля. Впереди как будто не было ничего. Позади тоже. "Я человек без прошлого и будущего, — думал Остап, — только предыдущее и последующее"… Перед глазами мелькали лица. Ясно виделось только лицо Терезы. Другие лица, которые были рядом всего лишь несколько недель назад, — ушли вдаль, во мглу, были едва различимы…