Все эти люди, подгоняемые лучезарной надеждой, продирались к дому сквозь снежную бурю, проходили в шубах и валенках через раскрытые настежь квартиры, ласкали пальцами раскаленные батареи парового отопления, собирались в кучки и говорили о полах, дверных приборах и лестничных перилах. Собеседники согревались, распахивали шубы, старались превзойти один другого глубиной познаний в строительном деле.
Пайщики дружелюбно поглядывали друг на друга, хотя для дружеских чувств не было никаких оснований. Все они были соперниками в борьбе за жилплощадь и не ссорились только потому, что не знали, с кем надо ссориться и кого надо ненавидеть.
Анжелика Молокович, хватаясь за перила, подымалась по лестницам, останавливаясь возле каждой группы и выкладывая историю своих жилбедствий.
— У меня хуже! — неожиданно сказал пайщик в пальто, перешитом из волосатой кавказской бурки.
— Как хуже? — запальчиво спросила Анжелика, которой не понравилось желание пайщика превзойти ее в страданиях.
— У меня вода, — объявил толстяк. — Позвольте представиться, Вайнторг Степан Соломонович, гинеколог. Сколько средств ушло у меня на эту проклятую воду. После того как она уничтожила "Десятый вал" Айвазовского я вынужден хранить свои коллекции у знакомых, но кому, я вас спрашиваю, сегодня можно доверять?.. Потолок протекает в двадцати местах. По комнате пройти нельзя. Все заставлено ведрами, лоханками, тазами и кастрюлями. Когда я перееду сюда, я смогу открыть посудохозяйственный магазин.
И пайщик в пальто из бурки услужливо сообщил, что скоро он сможет продать желающим два таза медных для варенья, лоханку — одну, эмалированных кастрюль синих — три, пестрых — две и прочих — одну. Со свойственной врачам-гинекологам математической точностью пайщик выс-тавлял на продажу: бадью — одну, кадушек из-под огурцов — две, кувшинов глиняных с глазурью — один, корыт крестьянских — одно и ведер оцинкованных простых — шесть.
— А у меня совсем нет комнаты, — сказал, улыбаясь, молодой человек в технической фуражке. — Я, вероятно, получу комнату в первую очередь.
Этим заявлением молодой человек привлек к себе такое пристальное внимание, что смущенно отодвинулся к стене, на которой уже висел плакат:
Уважайте труд уборщиц!
Соблюдайте тишину!
Пайщики тесной массой двинулись к молодому человеку.
— Где ж вы живете? — сочувственно спросил Протокотов, инженер фабрики военно-походных кроватей (раскладушек) имени товарища Ю.Я. Прокруста.
— Ночую на Курском вокзале.
Внешний вид молодого человека подтверждал его слова. Пальто было смято, как скомканный и потом расправленный кусок бумаги. От молодого человека пахло железной дорогой, как от кондуктора.
— А есть у вас справка о неимении жилплощади? — раздалось сразу два голоса.
— Разве нужно? — спросил молодой человек.
— Обязательно! — сказал Молокович-муж. — От домоуправления.
— Я не подлежу никакому домоуправлению. Я нигде не живу.
— Это еще нужно доказать, — повысил голос потомственный пролетарий. — А может быть, у вас квартира из пяти комнат, с ванной и отдельной уборной. Почем мы знаем! Дайте справку. Кто знает, может у вас собственный домик?
Молодой человек, которого в течение минуты возвели сначала в квартиронаниматели, а потом в домовладельцы, совсем растерялся.
— Это все-таки безобразие! — донесся из соседней группы голос владельца кувшинов глиняных с глазурью. — Гражданин имеет на Арбате замечательную квартиру из пяти комнат с ванной во втором этаже, а сам притворяется, что живет на вокзале. Так, конечно, комнат не хватит. Товарищ домуправ! Вы должны вмешаться. Ведь это же более, чем реально!
— Продолжайте, продолжайте, — Остап поощрительно улыбнулся. — Я здесь человек новый.
— Но ведь я же в порядке неимения жилплощади, — прошептал молодой человек. — Граждане!