— Я его знаю, — воскликнула Молокович-жена, — он весь кооператив выдумал, чтобы получить комнату.
Но это был уже последний пароксизм. Истомленные переживаниями пайщики группами вывалили на улицу, где ледяной ветер заткнул им глотки.
А из окна сторожки их провожал ледяной взгляд нового управдома. Когда последнего кандидата поглотила ночная мгла, великий комбинатор сел за стол и начал рисовать на листе бумаги какую-то схему. Со стороны могло показаться, что он глава большой подпольной организации, занятой подготовкой не то взрыва железнодорожного моста, не то крупных хищений в кооперативах открытого типа. По окружности располагались шесть кружочков, в каждый из которых был вписан год, очевидно, рождения (2 — 1899-х, 3 — 1900-х и 1 — 1901-й) и кличка: Подкаблучник, Журналист, Голубец, Бухгалтер, Гинеколог, Раскладушечник. В центре окружности Бендер поместил огромный вопросительный знак. Часом позже над знаком появилось слово "Кто". Через три под знаком появилось слово "Граф". И долго еще Остап мерил сторожку шагами, размышляя вслух: "Что ж, у Средиземского железные нервы. Годы нелегального положения — не шутка. Значит, никаких подмигиваний и пощупываний. С другой стороны, советского человека прямо не спросишь: "Пардон, вы случайно не граф?" Следовательно, проверка должна быть косвенной и молниеносной. Удар наносится так: "Дорогой Иван Иваныч, — бац…"
Глава 4.
"Мы кузнецы, и дух нас молод"
В подвале жилтоварищеского дома была когда-то скульптурная мастерская. И до сих пор стоит посреди двора пешая скульптура какому-то герою 1812-го года, а кому, уже нельзя узнать. Видны только баки времен Отечественной войны.
Помещение жилтоварищества "Жилец и бетон" состояло из двух комнат. Первая, почище, называлась "служебной". Здесь, кроме столов председателя и членов правления, стоял буфет с зеркальными иллюминаторами, с остроконечными шпилями-башенками, нишами, с барельефными изображениями битой дичи, виноградных гроздьев и лилий. Буфет походил на военный собор, какие обычно строили при кадетских корпусах и юнкерских училищах. К боковой стенке буфета была прибита большая гербовая бляха с надписью: "Горю — и не сгораю". Застраховано от огня в обществе "Саламандра", а на полочках стояли томик Карла Маркса, "Памятники театрального и общественного быта — мемуары походного капитана и актера-любителя А.М. Сноп-Ненемецкого" в золотом переплете, а также предметы искусства:
Гипс:
1. Статуэтка "Купающаяся трактористка" (когда-то эта штука называлась "Утренняя нега").
2. Толстолицый немецкий пастушок, вымазанный линючими красками.
3. Кудреватый молодой человек с хулиганской физиономией играет на гармонике.
Луженый чугун:
4. Охотник, стреляющий уток.
5. Бегущая собака.
6. Лошадиная морда.
7. Чернильный прибор, могучий агрегат, сооруженный из уральского камня, гранитов, хрусталя, меди, никеля и высококачественных сталей. Имеет название: "Мы кузнецы, и дух наш молод". Лучший подарок уезжающему начальнику. Цена — 625 рублей 75 копеек.
Вторая комната называлась "общественной". Здесь был плакат "Не красна изба углами, а красна управделами", стол, покрытый сукном, когда-то кумачевым, а сейчас — цвета бедра испуганной нимфы, разнокалиберные стулья и табуреты, а также агитационный гроб с надписью "Капитализм", который таскали на демонстрациях.
В комнате шло экстренное собрание жилтоварищества с единственным вопросом в повестке: кого из пайщиков-претендентов исключить из списка получателей квартир в новом доме.
По причине ангины у председателя жилтоварищества товарища Годунова Бориса Гиреевича, собрание вел его новый зам. Ангина же приключилась по причине того, что, во-первых, председатель был малограмотным. И как многие из малограмотных, он очень любил сидеть в сторонке и писать; и не столько писать: просто он уважал те приборы, которыми пользовался, — чернильницу, пресс-папье и толстую сигарную ручку (по поводу собрания чернильный комбинат "Мы кузнецы, и дух наш молод" был перенесен на стол из служебной комнаты). Во-вторых, товарищ Годунов был человеком многоопытным и берег нервы. И в-третьих, нужно было испытать "в деле" нового зама, товарища Бабашкина.
…Кто бы мог подумать, что всего неделю назад с товарищем Бабашкиным стряслась великая беда.
Десять лет подряд членская масса выбирала Бабашкина освобожденным секретарем месткома, а сейчас, на одиннадцатый год, не выбрала, не захотела.