— А охота?! Охота! — закричали все.
— С пьяными собаками какая же охота? — обижаясь, сказал Петькин.
Вдруг хозяйка взвизгнула, выбежала в соседнюю комнату и через пару минут вернулась оттуда в новом костюме. На ней была голубая куртка с белыми отворотами. Такие же отвороты украшали ее голубые брюки. Сшито все было из ткани, употребляющейся на теплую подкладку к папахам.
Лица женщин позеленели.
Мужчины задумались о нелепом аристократизме мадам Молокович и погрустнели.
Лишь затюканный Молокович-муж на несколько секунд преобразился. Его глаза засверкали сумасшедшим огнем. Он победоносно поглядывал на гостей. Сама же мадам Молокович поглядывала на Остапа. Но так как она при этом вертелась, то вскоре потеряла равновесие и упала на колени к пьянице Петькину.
— Почему же никто не танцует? — заорал Петькин. — Где пиршественные клики? Где энтузиазм?
Но так как кликов не было, Петькин схватил мадам Молокович за плечи и потащил ее танцевать.
На танцующую пару все смотрели с каменными улыбками. Гражданка Петькина соорудила улыбку Горгоны-Медузы.
— Скоро на дачу пора! — сказал Дартаньянц, подумав.
Все согласились, что действительно пора, хотя точно знали, что до отъезда на дачу еще оставалось месяца два-три.
К концу вечера, когда водка была вся выпита, Вздох-Тушуйский, как всегда, подпортил настроение разговором на политическую тему. И, как всегда, выдав новость десятилетней свежести.
— Ну как вам нравится Китай? Они скоро всю Хэнань себе заберут, эти кантонцы. Не хотел бы я теперь оказаться в этом английском сеттльменте.
— Англичане же сволочи, — буркнул Петькин, — так им и надо. Они всегда Россию продавали.
Дартаньянц сочувственно пожал плечами, как бы говоря: "А кто Россию не продавал?"
— Ой! — воскликнула девица Быкова. — Я ничегошеньки не понимаю. Какое все же у нас интеллигентное общество!
Молокович-муж в политических прениях принципиально не участвовал, и это Остапу в определенном смысле понравилось.
— В наш век, — грустно сказала мадам Молокович, — интеллигентного человека редко встретишь.
— Да, уж не часто, — подтвердил зубврач Петькин, потирая руки и как будто желая спросить то ли: "На что жалуетесь?", то ли: "Может быть что-то осталось выпить?"
— Встретишь редко, — заметил Вздох-Тушуйский.
— Редко, — мотнул головой Дартаньянц.
— Встретишь, — вздохнула Быкова, устремив страстный взгляд на Бендера. Ее серьги, похожие на большие колокола, призывно закачались.
— А может быть, сыграем во что-нибудь? — вдруг спросил Остап. — во что-нибудь интеллигентное?
— Сыграем, сыграем! — все оживились. Лица покрылись задорным румянцем. Глаза засверкали, как звездочки. — А во что?
— Ну, например… — Бендер на секунду задумался, а потом быстро объяснил ассамблее нехитрую "Угадайку".
— Дартаньянц, выйдите из комнаты, — скомандовала мадам Молокович. — Да смотрите, не подслушивайте у двери.
Киноаспирант гордо пожал плечами и удалился.
Ассамблея долго шушукалась. До Бендера долетали слова: "Сократ, Наполеон, Чайковский". Потом Петькин торжественно открыл дверь.
— Войдите. Смотрите только, не больше десяти вопросов.
— А он в самом деле известный человек? — подозрительно осведомился аспирант. — Я не обязан знать каких-нибудь химиков.
— Не беспокойтесь. Даже грудные дети знают. Но имейте в виду, мы отвечаем только "да" и "нет". Ну, задавайте.
— Могу вам сказать сразу, — торжественно заявил Дартаньянц. — Иисус Христос.
Петькин захохотал и, как дитя, захлопал пухлыми руками.
— А вот и не угадали. Осталось девять вопросов.
— Русский?
— Нет.
— Француз?
— Нет.
— Немец?
— Нет.
Дартаньянц побледнел.
— Англичанин?
— Нет.
— Ит…итальянец?
— Нет.
Дартаньянц с отчаянием посмотрел на потолок.
— Он вел войны?
— Д-да. То есть нет. Не вел.
Осталось только три вопроса.
— В таком случае, это Иисус Христос. Вы меня обманываете.
Он не русский, не француз, не немец, не англичанин и не итальянец. Войн не вел. Значит, ясно — Иисус Христос. А вы мне голову морочите.
— Да говорят вам, что никакой не Иисус Христос. Что вы прицепились к нам со своим Иисусом Христом! Осталось два вопроса.
Дартаньянц напрягся.
— Грек?
— Грек, — ответил Петькин упавшим голосом.
Дартаньянц схватился за голову. Победа была близка.
— Поз-звольте, — бормотал он, — какой же есть знаменитый грек? Гм… Знаю! Гаргантюа!