Глава 14.
Честное сердце болельщика
Несколько раз в году бывают светлые и удивительные, почти что противоестественные дни, когда в Москве не происходит ни одного заседания. Не звенят в эти дни председательские колокольчики, никто не просит слова к порядку ведения собрания, не слышны замогильные голоса докладчиков.
Все ушли. Ушли на стадион "Динамо" смотреть футбол.
Уже за неделю до этого чудодейственного дня весь дом знал, что жилец квартиры № 17, страстный болельщик Онуфрий Голубец собирается на матч "Украина-РСФСР". Собрался приобщиться к великому действу и управдом. Но об этом знали только он и его сосед по квартире.
— Как ты думаешь, Сеня, — спросил Остап, захлопнув самоучитель английского. — Какой язык труднее всего изучить русскому человеку?
— Не знаю, наверное, китайский, — равнодушно ответил Сеня.
— Нет, — тяжелая дума терзала Остапа. — Украинский. То есть, как-нибудь можно, а вот по-настоящему — нет… Слишком близок. Столько одинакового, что трудно сосредоточиться, вспоминая слова. Все время будешь срываться на родной.
— Ну и что? — вяло отозвался Сеня.
— Да в том-то и дело, что Голубец чешет по-украински как по-писанному.
— Так он и есть хохол!
— Что?.. Да-да, конечно, — спохватился Остап. — Кстати, ты любишь футбол?
— Нет, не люблю. Да и работы много, — Сеня кивнул на пухлый портфель. — Рабкоровская корреспонденция.
— А я люблю. И между прочим, был капитаном 1-й юношеской команды в Одессе. Так что эта игра будет для меня решающей.
Со всех сторон на Страстную площадь стекались любители футбольной игры, юные и пожилые ревнители физкультуры. Отсюда на стадион "Динамо" вела прямая дорога. Отсюда многотысячные толпы шли напролом. Расталкивая суетливых болельщиков и не сводя взгляда с толстой спины Голубца, Бендер крейсерским шагом пробивался к стадиону.
Каждый хвалит тот вид спорта, которым он увлечен.
Когда теннисисту предлагают сыграть в волейбол, он высокомерно улыбается и поправляет складку на своих белых штанах. Из этого ясно видно, что он считает волейбол занятием грубым, вульгарным, недостойным выдержанного спортсмена из производственной ячейки.
Городошники возятся у своих квадратов, бормочут странные, медвежьи слова: "тыка" и "ляпа", мечут окованные медью дубины и в восторге бьют себя по плоским ляжкам. Вид у городошников совсем не спортивный. Длинные черные штаны и развалистая походка делают их похожими на грубиянов-шкиперов из маленькой гавани. Они всем сердцем преданы городошническим идеям. Когда они видят теннисный корт, над которым летает легкий белый мячик, их разбирает смех. Можно ли, в самом деле, заниматься такими пустяками!
А где-то за дачными заборами, положив портфели на зеленые скамейки, люди с серьезными бородками стучат крокетными молотками, выходят в "разбойники" и хватаются за сердце, когда полированный шар застревает в "масле". Эта игра умирает, но есть еще у нее свои почитатели, последние и беззаветные поборники крокетной мысли.
Итак, каждый хвалит тот вид спорта, которым он увлечен.
Но в день футбольного матча все преображается.
Где ты, гордость теннисиста? Забыв про свои получемберленовские манеры, про любимые белые штаны с неувядаемой складкой, теннисист цепляется за поручни трамвая. В эту минуту он уже не теннисист, он — барс. Оказывается, что под внешней оболочкой теннисиста бьется честное футбольное сердце. Он болельщик. Богатыри городошники волокут за собой своих жен, объясняя им на ходу великую разницу между офсайтом и инсайтом.
— Инсайт, понимаешь ты, бывает правый и левый, а офсайт, понимаешь, бывает справедливый и несправедливый.
А жене хочется в кино. Ей трудно усвоить эти тонкости. Но футбол свое возьмет, и через час эта тихая женщина будет кричать нечеловеческим голосом:
— Неправильно! Судья мотает!
И возможно даже, что это хрупкое создание вложит два пальца в розовый ротик и издаст протестующий индейский свист.
А на асфальтовой дороге к стадиону толпы все густеют. Вытаращив глаза и награждая друг друга радостными пинками, бегут мальчишки, самые преданные, самые искренние приверженцы футбола.
Оставив английские услады крокета, возбужденно протискиваются к своей трибуне люди с серьезными бородками. Они плохо разбираются в футболе (не тот возраст, да и молодость прошла за преферансом по четверть копейки), но, оказывается, они тоже не чужды веяниям эпохи, они тоже будут волноваться и кричать противными городскими голосами: "Корнер! Корнер!", в то время как корнера в помине нет, а судья назначает штрафной одиннадцатиметровый удар.