Однако все усилия Украины разбивались о каменную защиту. Времени оставалось все меньше и меньше. Голиаф не терял надежды даже тогда, когда до конца матча оставалось пять минут, четыре, три и две. И все же пижонское нутро Онуфрия Голубца взяло свое. Когда со свистком судьи обезумевший Давид, забыв про пари, бросился вниз, чтобы вдоволь покричать и посмотреть, как качают игроков, поверженный Голиаф трусил в толпе таких же пижонов по направлению к конечной остановке.
Трамваи брались с боя. Сесть в трамвай представлялось делом совершенно невозможным. Голубец вздохнул и пошел пешком.
На перекрестке его кто-то схватил за рукав. Это был Давид. Каким-то чудом ему удалось настигнуть Голиафа. Радости его не было границ.
— Это я, дяденька, — сказал он, тяжело дыша, — давай три рубля.
Онуфрий Голубец оглянулся по сторонам, вокруг него шла нормальная городская жизнь. Все было на месте — трамваи, автобусы, милиционер. Никто не бежал, никто никого не "обводил", никто не кричал. Все было тихо, мирно и прилично.
Тогда он обдернул пиджак, поправил галстук и гордо, сверху вниз, посмотрел на мальчика.
— Давай три рубля! — повторил мальчик и положил газеты на асфальт.
— Пошел, пошел, мальчик, — сказал Голубец. — А вот я тебя в милицию! — И, обращаясь к прохожим, добавил: — Прямо проходу нет от этих беспризорных! Еще чего доброго в карман залезут.
И мальчик понял, что дело его безнадежно.
— Сволочь! — презрительно сказал он. — Тоже! А еще болельщик называется! Сволочь!
Голубец еще раз оглянулся по сторонам и прибавил ходу. Мальчик стоял на тротуаре и смотрел в небо изо всех сил стараясь сдержать слезы.
— Эй, шкет! — окликнул его Бендер. — Какие новости из Рио-де-Жанейро?
— Никаких, — буркнул мальчик. — Фашистский переворот в Болгарии. Наводнение в Шанхае.
— Вот что, друг, сделаем так… — Остап быстро заговорил полушепотом.-… Главное, не останавливайся и беги дальше. А это твой выигрыш. Держи, не тушуйся. Внесем в коммунальный счет этого жлоба. Давай!
— Есть, командир! — радостно крикнул мальчик и бросился вперед.
Через полминуты, пробегая за спиной Голубца, он заорал во все горло: "Фашистский переворот в Болгарии! Наводнение в Шанхае! Граф Средиземский женится на бразильской миллионерше!"
Голубец остановился… Вынул носовой платок, громко высморкался и пошел дальше.
Остап помахал на прощание Давиду.
Во дворе дома полдюжины рабочих забивали "козла".
— Товарищ управдом, — бросился к Бендеру бригадир. — Второй час вас дожидаемся. Сторожку бы надо разобрать.
— Ну, и в чем загвоздка?
— Ну как же! Вдруг какие ваши вещи личные. Не имеем права!
Остап вошел и окинул взглядом убогий интерьер сторожки. На душе стало тоскливо. Украинский гигант Онуфрий Голубец, самый ничтожный из кандидатов, как и следовало ожидать, провалил экзамен на титул графа. "Девять месяцев коту под хвост".
Остап машинально перелистывал папку прежнего управдома, который давно, наверное, уже пропил его концертные гонорары.
" Список кандидатов на жилплощадь "
1). Вайнторг С.С.
2). Голубец…
"А почему не я? Я же раньше по алфавиту… Ну да, список-то старый".
6) …
7). Изаурик А.
8) …
"Купить что-ли завтра граммофон и рвануть с Сеней, Бахом и Глюком куда-нибудь в Ашхабад. Благодарная публика…"
15). Попугаев Н.П.
16). Протокотов М.И.
"Попугаев… Попугаев?! — взгляд метнулся обратно. — Лектор!!! — перед Остапом всплыли рыжие усы и оловянные глазки. — Черт!"
Годунов Борис Гиреевич надкусил пряник и поднес ко рту блюдечко с обжигающим чаем, когда дверь с треском распахнулась. Дико взвизгнула кошка.
— Машенька, просил же, запри дверь, — сказал Борис Гиреевич, положив пряник и потянувшись за розеточкой с клубничным вареньем. — Сквозняки ведь.
— Ты сейчас узнаешь, гнида, сквозняки. Мозги вылетят!
Содержимое блюдечка и розеточки слились в неповторимом экстазе на домашних брюках председателя жилтоварищества. Ароматный дымок подчеркивал восточное своеобразие узора.
— Я ж тебя спрашивал — были изменения в списке жильцов? А ты? — укоризненно покачал головой Бендер, садясь на стол. И наложил столь тяжелую епитрахиль на шею Годунова, что тот сложился пополам. В результате сего благословения узор с брюк перекочевал и на рубашку, подобно кляксе на листочках то ли Шмайлихера, то ли Шмальгаузена, с помощью которых выявляют идиотов.
— Полгода бескорыстно сотрудничаю с вами на ниве разворовывания социалистической собственности…
— Ну не так, чтобы уж очень бескорыстно, — осторожно вставил председатель жилтоварищества.