Не добившись толку от водителя машины, приятели посовещались и вошли в подъезд.
Вестибюль Клоопа ничем не отличался от тысячи других учрежденческих вестибюлей. Бегали курьерши в серых сиротских балахончиках, завязанных на затылке черными ботиночными шнурками. У входа сидела женщина в чесанках и длинной кавалерийской шинели, сменившей ввиду наступления лета большой окопный тулуп. Видом своим она очень напоминала трамвайную стрелочницу, хотя была швейцарихой (прием и выдача галош). На лифте висела вывесочка "Кепи и гетры", а в самом лифте вертелся кустарь с весьма двусмысленным выражением лица. Он тут же на месте кроил свой модный и великосветский товар. (Клооп вел с ним отчаянную борьбу, потому что жакт нагло, без согласования, пустил кустаря в ведомственный лифт.)
— Чем же они могли бы тут заниматься? — начал снова Изаурик.
Но ему не удалось продолжить своих размышлений в парадном подъезде. Прямо на него налетел скатившийся откуда-то сверху седовласый служащий и с криком "брынза, брынза!" нырнул под лестницу. За ним пробежали три девушки, одна — курьерша, а другие две — ничего себе — в холодной завивке.
Упоминание о брынзе произвело на швейцариху потрясающее впечатление. На секунду она замерла, а потом перевалилась через гардеробный барьер и, позабыв о вверенных ей калошах, бросилась за сослуживцами.
— Теперь все ясно, — сказал Сеня, — можно идти назад. Это какой-то пищевой трест. Разработка вопросов брынзы и других молочнодиетических продуктов.
— А почему оно называется Клооп? — задумался Остап. — К тому же, брынза — это продукт южный, прикордонный…
Друзья хотели было расспросить обо всем швейцариху, но, не дождавшись ее, пошли наверх.
Стены лестничной клетки были почти сплошь заклеены рукописными, рисованными и напечатанными на машинке объявлениями, приказами, выписками из протоколов, а также различного рода призывами и заклинаниями, неизменно начинавшимися словом "Стой!"
— Здесь мы все узнаем, — с облегчением вздохнул Сеня. — Не может быть, чтобы из сотни бумажек мы не выяснили, какую работу ведет Клооп.
И он стал читать объявления, постепенно передвигаясь вдоль стены.
— "Стой! Есть билеты на "Ярость". Получить у товарища Чернобривцевой". "Стой! Кружок шашистов выезжает на матч в Кунцево. Шашистам предоставляются проезд и суточные из расчета центрально тарифного пояса. Сбор в комнате товарища Мур-Муравейского". "Стой! Джемпера и лопаты по коммерческим ценам с двадцать первого у Кати Полотенцевой".
Остап рассмеялся. Сеня недовольно оглянулся на его и подвинулся еще немножко дальше вдоль стены.
— Сейчас, сейчас. Не может быть, чтоб… Вот, вот! — бормотал он. — "Приказ по Клоопу № 1891-35. Товарищу Кардонкль с сего числа присваивается фамилия Корзинкль". Что за чепуха! "Стой! Получай брынзу в порядке живой очереди под лестницей, в коопсекторе".
— Наконец-то! — съехидничал Остап. — Как ты говорил? Молочнодиетический пищевой трест? Разработка вопросов брынзы в порядке живой очереди? Здорово!
Сеня смущенно пропустил объявление о вылазке в совхоз за капустой по среднекоммерческим ценам и уставился в производственный плакат, в полупламенных выражениях призывавший клооповцев ликвидировать отставание.
Теперь уже забеспокоился и Остап.
— Какое же отставание? Как бы все-таки узнать, от чего они отстают? Тогда стало бы ясно, чем они занимаются.
Но даже двухметровая стенгазета не рассеяла тумана, сгустившегося вокруг непонятного слова "Клооп". Это была зауряднейшая стенгазетина, болтливая, невеселая, с портретами, получаемыми, как видно, по подписке из какого-то центрального газетного бюро. Она могла бы висеть и в аптекоуправлении, и на черноморском пароходе, и в конторе на золотых приисках, и вообще где угодно. О Клоопе там упоминалось только раз, да и то в чрезвычайно неясной форме: "Клооповец, поставь работу на высшую ступень!"
— Какую же работу? — все громче возмущался Сеня. — Придется узнавать у служащих. Неудобно, конечно, но придется. Слушайте, товарищ…
С внезапной ловкостью, с какой пластун выхватывает из неприятельских рядов языка, Сеня схватил за талию бежавшего по коридору служащего и стал его выспрашивать. К удивлению приятелей, служащий задумался и вдруг покраснел.
— Что ж, — сказал он после глубокого размышления, — я в конце концов не оперативный работник. У меня свои функции. А Клооп что же? Клооп есть Клооп.
И он побежал так быстро, что гнаться за ним было бы бессмысленно.
Хотя и нельзя еще было понять, что такое Клооп, но по некоторым признакам замечалось, что учреждение это любит новшества и здоровый прогресс. Например, бухгалтерия называлась здесь счетным цехом, а касса — платежным цехом. Но картину этого конторского благополучия портила дрянная бумажка: "Сегодня платежа не будет". Очевидно, наряду с прогрессом имелось и отставание.