Остап тут же увлек Сеня обратно.
— Вот они, денежки на дороге, — зашептал он. — Выйдите минут через десять и будете играть роль восторженного зрителя, удивленного легкостью выигрыша. Давайте граммофон. Я просто обязан оплодотворить это средневековое торжище теорией современного маркетинга.
Бендер подошел к горцам, завел граммофон, поставил "Арию Фигаро", сел по-турецки на свой собственный походный пиджак, достал колоду карт и закричал:
— Красненькая выиграет, черненькая проиграет!
Перед собравшейся толпой ингушей и осетин в войлочных шляпах Остап бросал рубашками вверх три карты, из которых одна была красной масти и две черной. Любому гражданину предлагалось поставить на красненькую карту любую ставку. Угадавшему командор брался уплатить на месте.
— Красненькая выиграет, черненькая проиграет! Заметил — ставь! Угадал — деньги забирай!
Сеня легко выиграл три рубля мелочью.
Горцев пленила простота игры и легкость выигрыша.
Красная карта на глазах у всех ложилась направо или налево, и не было никакого труда угадать, куда она легла.
Зрители постепенно стали втягиваться в игру, и Остап для блезира проиграл и им копеек сорок. К толпе присоединился всадник в коричневой черкеске, в рыжей барашковой шапке и с обычным кинжалом на впалом животе.
— Красненькая выиграет, черненькая проиграет! — запел Остап, подозревая наживу. — Заметил — ставь! Угадал — деньги забирай! А ты, кацо, что стоишь? — обернулся Остап к Сене. — Выиграл трешка — иди аул, хлеб, брынза покупай.
Он сделал несколько пассов и метнул карты.
— Вот она! — крикнул всадник, соскакивая с лошади. "Трешка, хлеб и брынза" раззадорили его. — Вон красненькая! Я хорошо заметил!
— Ставь деньги, кацо, если заметил, — сказал Остап.
— Проиграешь! — сказал горец.
— Ничего. Проиграю — деньги заплачу, — ответил Остап.
— Десять рублей ставлю.
— Поставь деньги.
Горец распахнул полы черкески и вынул порыжелый кошель.
— Вот красненькая! Я хорошо видел.
Игрок приподнял карту. Карта была черная.
— Еще карточку? — спросил Остап, пряча выигрыш.
— Бросай.
Остап метнул.
Горец проиграл еще двадцать рублей. Потом еще тридцать. Горец во что бы то ни стало решил отыграться. Толпа шумела. Всадник пошел на весь проигрыш. Остап, давно не тренировавшийся в три карточки и утративший былую квалификацию, передернул на этот раз весьма неудачно.
— Отдай деньги! — крикнул горец.
— Что?! — закричал Остап. — Люди видели. Никакого мошенства!
— Люди видели, не видели — их дело. Я видел, ты карту менял, вместо красненькой черненькую клал! Давай деньги назад!
С этими словами горец подступил к Остапу. Великий комбинатор стойко перенес первый удар по голове и дал ошеломляющую сдачу. Тогда на Остапа набросилась вся толпа. Вспыльчивые ингуши били недолго. Они остыли так же быстро, как остывает ночью горный воздух. Граммофон, исходя из законов гостеприимства, ингуши не тронули. Через десять минут горец с отвоеванными общественными деньгами возвращался в свой аул, толпа вернулась к своим баранам, а Бендер, элегантно и далеко сплевывая кровь, сочившуюся из разбитой десны, отковылял в сторону и стал дожидаться Сени.
Через минуту после того, как последние горцы покинули рынок-ристалище, погоняя измученных баранов, на дорогу вышел Изаурик. В руках он держал хлеб, брынзу и пучок лука.
— Ай-яй-яй! Нам опять не повезло? — почти искренне посочувствовал он.
Остап сплюнул в бурный поток.
— Увы, Сеня, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Особенно в Терек. А вы, я вижу, юноша инициативный. Про лук я ничего не говорил.
— Не цените вы меня, Остап Ибрагимович, — Сеня сунул руку за пазуху и достал оттуда задушенного цыпленка.
Остап посмотрел на него расширенными от ужаса глазами:
— Боже мой! Наверное, с такого же птенчика начинал гусекрад Паниковский. Если бы вы знали, как ужасно он кончил. Что вы наделали! — вдруг завизжал он. — У ингушей цыплята дороже баранов. Они уже хватились! Выбросьте его немедленно!
Бурный Терек подхватил золотого петушка и понес в сторону Владикавказа.
Остап крякнул:
— Посмотрите, как он бьет крыльями по волнам. Вам не кажется, что он ожил? Может быть, он к нам еще вернется? Я ведь пошутил насчет привилегированного статуса ингушских хохлаток.
— У вас, Остап Ибрагимович, плебейские шутки.
— А у вас, Сенечка, плебейское воображение. Вы что, верите, что горские курочки-рябы несут золотые яйца? Оставьте эти фантазии для своего Колоколамска. И давайте же жрать наконец!