Промысел этот приносил Евтушевскому очень небольшой барыш. Поэтому наш кустарь старался по возможности не отрываться от земли, — разбил маленький огород, торговал молоком своей капризной козы, крал у соседей навоз и изготовлял из него топливный кирпич.
Евтушевскому шел шестой десяток. Зимой и летом он носил один и тот же люстриновый пиджак и совсем дрянные коричневые брюки, карманы которых всегда были полны дудками и проволокой для мышеловок.
За неделю до того дня, когда вписана была новая славная страница в историю Колоколамска, Евтушевского постигло несчастье. Курочка Пеструшка, отлично уживавшаяся в домике старика вместе с козой, скоропостижно скончалась. В поисках пищи птица набрела на мышеловку, поставленную Евтушевским в угол комнаты, чтобы на собственных мышах проверить качество изготовляемой продукции. Едва Пеструшка клюнула хлебную корочку, лежавшую на дощечке, как крепкая пружина выстрелила и с грохотом опустившаяся железная пластинка отрубила курице голову. Гильотинированная курица некоторое время летал по комнате, а потом испустила дух. Эта сцена произошла на глазах удивленного кустаря и козы, стоявшей рядом со своим хозяином. Евтушевский был опечален. Коза отнеслась к событию философски. Она покатила несколько шариков и потрясла бородой с видом полного безразличия.
— Вот тебе на, — молвил Евтушевский, грустно раскачиваясь над телом Пеструшки. — Придется новую купить. Правда, козочка?
В тот же день дудочник, чтобы не остаться на старости лет без яичницы, пошел на базар. День как раз был базарный.
— Продаешь? — спросил Евтушевский у мужика, державшего большую курицу на веревке, как корову.
Мужик подумал и ответил:
— Не. Не продаю.
Но сейчас же, впрочем, стал усиленно торговаться. Хвалил курицу. Называл ее Барышней и нагло утверждал, будто она несет по три яйца в день. На деле курица не снесла за всю свою жизнь ни одного яйца.
Прельщенный жизнерадостным видом Барышни, Евтушевский умеренно поторговался, купил ее за пятьдесят копеек, и уже через полчаса курица бодро стучала клювом в деревянный пол дудочникова дома, в котором все мышеловки были предварительно разряжены.
Целую неделю новая курица гражданина Евтушевского не неслась. А в среду в 8 часов и 40 минут вечера снесла золотое яйцо.
Это совершенно противоестественное событие произошло следующим образом.
С утра Евтушевский, как обычно, был занят: продавал дудки, копался в огородике, заряжал и разряжал партию мышеловок, изготовленную по заказу председателя промысловой лжеартели "Личтруд" мосье Подлинника.
Заходя изредка в комнату, где среди мебели блуждала Барышня, Евтушевский каждый раз грозил ей пальцем и, намекая на ее бесплодие, строго говорил: "Дура ты, дура".
После обеда старый дудочник залез в соседний двор за навозом для кирпича, но был замечен. В него бросили палкой и попали. До самых сумерек Евтушевский стоял у плетня и однообразно ругал соседей.
День был вконец испорчен. Жизнь казалась отвратительной. Дудок в этот день никто не купил. Пополнить запасы топлива не удалось. Курица не неслась.
В таких грустных размышлениях застали Евтушевского мосье и мадам Подлинники. Они приходили за своими мышеловками только в безлунные вечера, потому что официально считалось, что чета Подлинников приготовляет мышеловки сама, не эксплуатируя чужой труд.
— Имейте в виду, мосье Евтушевский, — сказал председатель лжеартели, — что ваши мышеловки имеют большой дефект.
— Дефект и минус! — укоризненно подтвердила мадам Подлинник.
— Ну да! — продолжал мнимый председатель. — Ваши мышеловки слишком сильно действуют. Клиенты обижаются. У Бибиных вашу мышеловку нечаянно зацепили. Она долго прыгала по комнате, выбила стекло и упала в колодец.
— Упала и утонула, — добавила председательша.
Подготовив таким образом почву, мосье Подлинник сообщил, что отныне мышеловки он может брать у Евтушевского только на комиссионных началах с уплатой денег по продаже товара из артельного магазина "Личтруд".
— По продаже, — сказала мадам Подлинник, — по три копейки за штуку товара.
Евтушевский погрустнел еще больше.
Вдруг в углу, где толкалась курица, раздалось бормотанье и затрещали крылья.
— Ей-богу, сейчас снесется! — закричал дудочник, вскочив.
Но слова его были заглушены таким громким стуком, как будто бы на пол упала гиря. На середину комнаты, гремя, выкатилось темное яйцо и, описав параболическую кривую, остановилось у ног хозяина дома.