"Передать С.Т. Евтушевскому. Дорогой сын! Эти два яйца — все, что осталось у меня после долгой и беспорочной службы в пробирной палатке. Когда-нибудь эти яички тебя порадуют. Твой папа Тигрий Евтушевский".
… Автобус шел по правому берегу Куры. В этом месте в нее вливается Арагва. Течение обеих рек столь быстро, что воды их смешиваются не сразу: темная вода Куры мчится рядом со светлой водой Арагвы.
— Что вам это напоминает, Сеня? — вдруг спросил Остап.
— Картину Эль-Греко.
— А мне — ветчину, — вздохнул Бендер.
На высокой голой горе показались развалины монастыря Джаварис-Сакдари.
Гражданин с пуговкой поспешно достал путеводитель и, с трудом соединяя прыгающие перед его глазами строчки, начал читать:
— А вы знаете стихи о Кавказе? — вдруг спросил он Остапа.
— Да, я знаю стихи о Кавказе, — Бендер медленно, очень медленно, улыбнулся. Ему казалось, что увидев его улыбку, гражданин с криком бросится в двухцветный поток. Но этого не произошло.
— Вот и у вас настроение улучшилось, — умилился он. — Правда, Лелечка, у нашего друга настроение улучшилось? Ну читайте же, читайте!
— Скажите шоферу, что у вашего друга детства улучшилось настроение и я в вашем полном распоряжении, — выставил условие Остап.
— Товарищ шофер, у моего друга детства, соседа и сослуживца улучшилось настроение! — гражданин в кепочке наслаждался своей изобретательностью.
Остап прочистил горло:
Душечка радостно захлопал в ладоши:
— Это Лермонтов?
— Нет, его побочный сын Лермонтов-Ингушский…
В это время водитель остановил автобус, чтобы собрать "благодарность" с безбилетных пассажиров, едущих до конечной. Когда он уставился вопросительно на Остапа, тот указательным пальцем перевел его взгляд на гражданина в кепочке.
— Лелик! У меня как назло ни гроша. Отблагодари товарища. В Пензе сочтемся.
— Но меня зовут Шурик! Я из Харькова и не собираюсь ни за кого платить!
— Вот он всегда так… — с обидой в голосе произнес Остап, смахнул воображаемую слезу и отвернулся к окну. — А когда последний раз гудели в ресторане, расплачивался, между прочим, я…
— Дорогой, это правда?! — раскрыла наконец рот Лелечка.
— Слушай ты, пензенский детский друг, я в вашу дружба-любов не лезу. Деньги гони! — заорал шофер. — Двадцать рублей.
— Но того-то молодого человека я в первый раз вижу — пытался облегчить свою участь Шурик.
— Ага! — обрадовался шофер. — Сам сознался! Значит, этого знаешь!
Шурику ничего не оставалось, как расплатиться. Он протянул водителю двадцатипятирублевую ассигнацию, не забыв упомянуть о пяти рублях сдачи. Сдачу, правда, ловким движением руки забрал Остап, "для ровного счета".
— Эти пять рублей, — несколько раз повторил он Сене, — для меня дороже тысячи. Фортуна повернулась к нам лицом!
Впрочем, похоже было, что убеждал он самого себя.
Что же касается гражданина в кепочке, то за весь остаток пути он не проронил ни слова.
Глава 20.
"Считаться нэ приходится"
Неотягощенные излишним багажом друзья первыми выбрались из автобуса. Бендер с беспокойством поглядывал по сторонам.
— Где остановимся, командор?
Этот невинный вопрос Сени взорвал Остапа.
— Где остановимся?! Где изволим потчевать?! В "Паласе"! В Дворцовых номерах! А ужинать будем в духане "Олимпия"! Коньячок с икорочкой! А мыться в серных банях! А на память о Тифлисе можешь купить себе кинжал!
— Остап Ибрагимович, из вас получился бы неплохой курортный агент.
Остап сжал кулаки и двинулся к Сене. Тот на всякий случай поднял граммофон высоко над головой.
Командор заметно успокоился:
— Товарищ Изаурик, не валяйте дурака. Это не чернильный агрегат. Это наш кормилец.
— Кормилец? — усомнился Сеня. — Пока я на нем потерял больше калорий, чем заработал.
— Вот это уже деловой подход, — Остап сощурился. — Вы не играете на скрипке, на биллиарде и даже на бегах. Но хотя бы танцевать вы умеете? А, ваше сиятельство?
— В каком смысле?
— В смысле заготовки мухоморов вахтовым методом. Впрочем, можете не отвечать. Но сегодня вечером, а вернее, ночь напролет, вы будете танцевать танго.