Многие древние и новые путешественники сообщали об осетинах. Дюбуа посвятил половину описания своего путешествия вопросу об их происхождении, но в конце концов он вынужден был признать, что решительно ничего не нашел о них у русских авторов, которые знали об этом предмете ровно столько же, сколько и он. Невероятно, в какой безвыходный лабиринт заходят ученые, объятые манией доказывать происхождение различных явлений.
По словам Дюбуа, осетины или осеты суть древние меотийцы, которые были некогда известны под именами ассов, язов, алассов и позже команов. Он силится найти некоторую аналогию между языком, нравами и обычаями осетов и финнов и приходит к выводу, будто эстляндцы берут начало от осетов или, по крайней мере, они являются очень близкими родственниками. С этой целью Дюбуа обращается к историческим публикациям и возможным этимологиям и, наконец, объявляет, что осеты это скифы и что мидяне происходят от Мидая, сына Яфета.
Осетины, живущие по большой Военно-Грузинской дороге, зарабатывают хорошие деньги. Но поскольку они расточительны, то всегда очень плохо одеты или, что чаще бывает, вовсе не одеты. Они живут в землянках, в развалинах старых башен, в закоулках развалившихся крепостей. Все, что ни приобретают, тратится ими на табак и водку. Во время зимних морозов они греются несколькими тощими головнями, дающими не огонь, а дым. Трудно здесь отличить богатых от бедных, и те, и другие носят одинаково дурную одежду.
Осетины, как и ингуши, были некогда — в царствование Тамар — христианами, но теперь сами не могут сказать, кто они такие и каковы их корни. Они приспособили к своим понятиям разные религии, понаслышке, заимствуя из них все, что могло льстить их желаниям, и отвергая то, что не согласовалось с их прихотями. По всему миру, даже в Океании, даже у идолопоклонников внутренней части Африки напрасно стали бы мы искать подобную смесь диких идей и несходных верований. Все это тоже имеет историческую основу.
Около столетия после смерти царицы Тамар, следовательно, спустя целый век после того, как осетины сделались христианами, монголы двумя следовавшими друг за другом потоками наводнили равнины Кавказа и Закавказья. Перед этими волнами дотоле неизвестных варваров осетины отступили и удалились в горы, которых они уже больше не покидали. С тех самых пор они перестали быть в сношениях с Грузией и мало-помалу снова погрузились в невежественное состояние, сохранив от христианской религии только кое-какие ритуалы, понятие о боге и Иисусе Христе, которым они считают Магомета в роли пророка; вместе с тем они верят в ангелов, духов, магию, признают двоеженство и двоемужество, делают языческие жертвоприношения. Перевес христианства над исламизмом заметен повсеместно лишь в отношении женщин.
Они у осетин не скрываются от мужчин, не носят покрывал, между тем как еще до сих пор христианская Грузия и особенно Армения, подчинявшаяся некогда политическому и нравственному влиянию Персии, признают женщин почти такими же невольницами и затворницами, как будто бы они исповедовали магометанскую веру.
С другой стороны, в горах, где господствует вооруженный разбой, где жители рассчитывают больше на воровство, чем на труд, женщины должны совершенно отречься от своей воли, нести всю тяжесть домашних работ, заботиться о пище и платье своих мужей, которые сами ищут приключений и рыщут по горам. Поэтому осетин покупает одну, двух, трех, даже четырех жен, если ему дозволяют средства, он платит за них калым, жестоко обращается с ними и возлагает на них все домашние и полевые работы; если он не доволен ими, то прогоняет их от себя.
Дочери не имеют никакого права на наследство; отец не готовит им никакого приданого, а продает их как рабочую скотину, выросшую в его доме; потому в семье горюют, если родится дочь, и радуются по случаю рождения сына. Вот для чего во время брачной церемонии всегда приносят новорожденного мальчика, и супруги падают пред ним несколько раз ниц, моля своего бога, какой бы он ни был, даровать им первенца мужского пола.
Убийство женщин, вследствие этих самых традиций, считается наполовину менее важным, нежели убийство мужчины[265].
Только один закон и один обычай никогда не изменялся у них, это закон мести: око за око, зуб за зуб, закон первобытных обществ, закон, так сказать, природы, — последний, уже разрушаемый просвещением. И действительно, без строгого соблюдения этого закона, никто не был бы уверен в безопасности своей жизни среди этих диких народов, повинующихся только влечению собственных страстей.
Мы остановились в одной или двух верстах за Кайшауром, чтобы поглядеть на этих добрых осетин, которые с заступом в руке занимались расчисткой дороги. Осетины и завалы — два самые интересные явления.
265
С глубокой сердечной болью писал обо всех этих пережитках и классик осетинской литературы Коста Хетагуров.