— Матвейка, кликни своих и подберите всех казаков. Убитых положите на коней поперек седел, а раненых перевяжите. Если у кого из станичников раны опасные, присыпьте их солью с порохом, чтобы они заскорузили. Дождитесь нашего возвращения здесь.
— Абреки теперь вернутся не скоро, они свое получили, — добавил подъехавший Панкрат.
Дарган выдержал паузу и веско закончил:
— Казаки, шашки в ножны. За мной!
Он первым взлетел на вершину оврага и сразу дал шпоры кабардинцу, всем существом ощущая, как за спиной раздался дробный топот копыт его отряда. Атаман взял направление на успевший погрузиться во тьму чеченский аул, в котором маяками светились лишь несколько светлячков от зажженных в саклях сальников. Дарган надеялся на то, что абреки, выкравшие Марьюшку с Павлушкой, не успели увезти их в горы и продать там на невольничьем рынке таким же, как сами, диким горцам, а спрятали их где-нибудь в аульном подвале. Нужно было захватить врасплох кого-нибудь из родственников братьев Бадаевых и под страхом смерти заставить его рассказать всю правду. В который раз рука его машинально пошарила по конской гриве, заставив снова испытать досаду от того, что оберега не оказалось на месте. Скоро из темноты проступили очертания приземистых строений, не сбавляя хода, Дарган промчался по центру улицы до небольшой площади посередине аула, и потянул уздечку на себя. Где-то здесь должен был находиться дом одного из родственников первого Бадаева, убитого Панкратом как соперника на руку и сердце Айсет, его жены-чеченки. Казаки, как и горцы, не брезговали информацией о своих кровниках, передаваемых им то пленными абреками, то шастающими с берега на берег торговцами, а то и соплеменниками кровников, по той или иной причине заимевших на них зуб. Возле атамана тотчас сгруппировались остальные станичники. Дарган, покрутившись на месте, спешился и сунулся к сакле, одним боком выходившей на площадь, он сходу ударил в дверь рукояткой от нагайки. Затем еще раз и еще. Изнутри не донеслось ни звука, казалось, дом вымер. Панкрат, подскочивший с ружьем, саданул прикладом посередине преграды, но доски оказались крепкими, запоры с той стороны тоже. Тогда отец и сын уперлись плечами, навалились всей мощью и едва не внесли затрещавшую по швам дверь вовнутрь строения. В сакле было темно как в погребе, лишь откуда-то из угла доносилось глухое бормотание.
— Казаки, засмолите кто-нибудь факел и принесите его сюда, — крикнул Панкрат на улицу.
Через мгновение комната осветилась неровным пламенем от пучка подожженной сухой травы, кто-то из служивых сунул в огонь палку, которой хозяева подпирали дверь. Дарган осмотрелся, заметил женщину, лежащую на тряпье в углу, она заслонилась от непрошеных гостей седыми космами волос, выбившимися из-под платка.
— Где хозяева? — сунулся к старухе один из казаков. — Говори, иначе хату запалю.
Чеченка лишь презрительно поджала губы, она плохо понимала по русски. И хотя голос обратившегося к ней не обещал ничего хорошего, она без угроз знала, что дни ее уже сочтены.
— Ты спроси эту бабку по татарски, вряд ли она сейчас что-нибудь соображает, — подсказал станичнику Панкрат. — Да и странно видеть эту ведьму одну в целом доме.
— Сначала надо узнать, чья это хата, — вмешался в их диалог Дарган. — Скажи старухе прямо, зачем мы пришли, а тогда решим, что делать дальше.
Когда толмач повторил вопрос по чеченски, похожая на ведьму хозяйка дома собрала глубокие морщины на почти черном лице в оскорбительную ухмылку. Она приподнялась со своего ложа и уперлась слепым взором в собеседника: