Выбрать главу

                     Возвращается бедный казак к себе домой, да со стражниками. И говорит жинке:

                    - Жена, злой ксендз собрался меня погубить. Решил отомстить мне за то, что я не хотел ему строить дом.

                   И он рассказал, что произошло во дворце князя.

                   - Да ты не огорчайся, - говорит ему жена. - Как-нибудь мы перехитрим ксендза.

                  Целую ночь Лукьян с жинкой да с дитями малыми копали подземный переход из дома в сарай. Да так тихо копали, что стражники даже шороха не услышали…

                  На следующий день, едва солнышко взошло, к дому казака подъехал князь со своей свитой.

                  Жолнеры сразу заперли Лукьяна в сарай, а подлый ксендз, вознеся к небу свой взор, разжег огонь. Как только пламя начало лизать стены сарая, а клубы дыма взвились вверх, Лукьян по подземному переходу перебрался из сарая в свой дом.

                  А в это время все подняли головы кверху. Смотрит князь, смотрит его свита, смотрят жолнеры и жители деревеньки. Каждому первому хотелось бы увидеть, как казак  вознесется прямо на небо на скакуне из дыма.

                  - О, я уже вижу его! Вижу его! - вдруг закричал хитрый ксендз. - Это он, он, наш плотник Лукьян! Вот уже коснулся края небес!

                    Обрадовался тут князь, что так легко ему удалось исполнить отцовское желание. Он щедро одарил ксендза, а жене Лукьяна велел привезти целый воз провиянту всякого, чтоб нужды без мужа не имела.

                     Долго хоронился Лукьян от чужих глаз в своем доме. Но месяц или там два спустя спустя, как есть стало уж нечего дитям, говорит он жинке:

                      - А иди-ка ты, жинка, пожалуй, к Голопупенке. Бо взавтра нам дитям на стол нечего будеть поставить Надо мне как-то выходить на люди, да гроши в хату зарабатывать. Бо помрем же смертию голодною…

                      Побежала Лукьянова жинка до Голопупенка, да все ему как есть и обсказала.

                      А Голопупенке, добродии мои любезные, таку задачку разрешить-то, раз плюнуть было. Долго он что-то писал на папирце , языка от усердия высунувши, да пером гусячим себе потылицу почесывая… Потом разобъяснил женщине, что делать надобно Лукьяну, да она и побегла до хаты…

                      А утречком рано   Лукьян накинул одежды из холстины выбеленной, как Голопупенко ему присоветовал, да и отправился к княжескому дворцу.

                     - Кто ты такой, - задержали его слуги князя, - что без зова решаешься явиться перед лицом самого нашего князя?

                     - Меня прислал отец нашего князя с важным письмом к своему сыну, - ответствует казак.

                     После таких слов слуги немедленно отвели его к самому князю.

                     - Да, будешь благословен ты в веках! - поклонился Лукьян князю до самой земли.

                     - Что это? Уж не обманывают ли меня мои собственные глаза? - спросил удивленный князь при виде бледного существа в белых одеждах. - Уж не казак ли это Лукьян – знатный плотник возвернулся с неба?

                    - О да, светлейший! Это я, казак Лукьян, своею собственной особой. Выстроил я дворец, и твой отец, будь он благословен во веки веков, велел мне сойтить на землю. Есть у меня важное письмо до тебя. Вот оно, - сказал он и вручил князю письмо.

                    "Казак  Лукьян,- прочитал в этом письме князь,- построил мне прекрасный огромный храм. Вознагради же его щедро, мой сын, когда он вернется на землю. А теперь пришли мне ксендза, так как нет равного ему в умении вести церковную службу, нет никого, кто бы так хорошо знал все обряды и правила священнослужения. Да прибудет он той же самой дорогой, какой прибыл плотник!"

                      Князь одарил казака  сотнею талеров и многими другими ценными подарками. А потом велел позвать к себе ксендза.

                      Ноги у ксендза задрожали, когда только увидел плотника. Он протер глаза и снова взглянул: "Что же это такое? Тот самый Лукьян, который сгорел в сарае! Лукьян, от которого осталась лишь кучка пепла?"

                      - Выпала тебе счастливая и почетная судьба, - сказал князь ксендзу. - Отец мой, да вечно живет в наших сердцах память о нем! - прислал мне письмо с плотником Лукьяном. Храм уже готов, ждет лишь своего служителя. И ты будешь им. Завтра же на коне из дыма и пламени ты отправишься на небо!

                      Мать Пресвята Богородица! Что тут исделалося с коварным ксендзом! Ведь едва не хватил его кондратий от страха великого, как услышал он энти слова…

                      На следующий же день прибыл князь со своей свитой, чтобы посмотреть, как набожный ксендз вознесется в небо.

                      Костер уже был приготовлен, огонь зажжен, да только ксендза не было видно, он точно сквозь землю провалился. Нигде и следа его не было. Удрал он из маетка и до сей поры еще улепетывает. Да так, добродии мои, что лишь пятки сверкають…

Голопупенко и Ходжа - Насреддин

          Выбрали как-то казаки Голопупенку в посольство к хану крымскому. Бо дуже крепко язык у Голопупенки подвешен был. Никто из казаков, либо ляхов заезжих, либо, скажем, послов от царя Рассейскаго, не мог Голопупенку переспорить. На каждое слово чужое у его было десяток своих припасено…

                 На што уж, панове, Шлемка-жид поговорить отнюдь не дурак будет – любому захожему в корчму и горилочки продасть, и бубликов связку в придачу обязательно всунеть, какие захожему и не нужны вовсе. А и тот, как только завидит Голопупенку, так враз мовчки кухоль горилки наливаеть да закусочку добру выкладываеть. Бо помнит Шлемка, как однажды заспорил с казаком, да едва без штанов не остался. Но только ту гишторию, панове, я вам как-нибудь другим разом поведаю… 

                Ну так вот… Приехали, значить, казаки с посольством в Бахчисарай, до хана Саип-Гирея. Начали про мир толковать, да чтоб Саипка-то полон русский возвернул. Бо дуже много он полонянников с земель Рассейских увел, да на рынок невольничий в Кафу-город отправил.

                Да Саипка-то, не дурак будь, и говорит:

                - А что если, казаки, мы с вами вот как поступим? Я свово отгадчика посажу супротив вашего. Да и зачну загадки загадывать. Коли мой отгадчик победит – восвояси уйдете и больше ко мне ни ногой. Не будет мне с вами миру, а людям русским покою. Пожгу городов ваших, сколь смогу. А только ведомо вам, что и до Москвы я доходил и жег Москву-то…  Ну, а коли ваш отгадчик все мои вопросы разрешит, так и быть – заберете полон свой, да воротитесь в земли ваши без всякого произволу с моей стороны!

                  - Да вот только одно условие у мине будеть, - продолжаеть Саипка, ухмыляяся коварно. - Ответить надо верно на три вопроса подряд. Кто первым ответит правильно трижды, тот и победил…

                  А только что ж делать казакам? Саип-Гирей бо лютый был крымчак. Войска несметное число имел. Кажный татар вооружен был до зубов. Лошадей заводных по три-четыре имел, потому скакать могли татары сутками, все засидки княжески опережая.

                   Пригорюнилися казаки. И вдруг Голопупенко говорит:

                   - Да ништо, браты! Нехай ставит супротив нас свово отгадчика. Еще поглядим, кто из нас на язык хутчей окажется. А только не может татарин разумом казака победить, я так мыслю!

                    А Саип-Гирей таку каверзу казакам приготовил, что они себе и представить не могли… Послал он гонцов в далекий Самарканд, да привезли гонцы оттудова не кого-либо, а самого Насреддина – Ходжу – вельми известного в краях восточных мудростью своею да умом гострым. Согласился Насреддин-то умом с казаком потягаться, да и удовольствие поиметь от того не малое.

                     На другой день сели наспротив друга дружки Насреддин – Ходжа и Голопупенко. Ходжа глаз левый щурит, казака разглядывая, силясь понять, откудова у энтого руса, на вид шельмоватого, ума поболе евойного наберется. А Голопупенке все нипочем: сидить себе на подушке мяконькой, да мух на потолке сосчитать пытается. Чтобы, значить, ум размять.