Князь вырвал рукав из цепких пальцев ксендза и, нахмурившись,
строго посмотрел на священника.
- Я не спорил, когда ты захотел наказать казачка, - сказал он. - Так оно и будет, как я решил. Но нужно во всем знать меру. Не хватало еще, чтобы ему отказали в таком пустяковом предсмертном желании. Это было бы несправедливо и бесчеловечно!
Затрясся ксендз от страха и сказал:
- Тогда, о, светлейший, велите привязать меня вон к той сосне.
Довольно уж я наслушался его скрипки!
- С удовольствием, - кивнул князь и дал знак придворным.
Привязали ксендза к сосне крепкими веревками, а Тарасику дали в руки его скрипку. Он взмахнул смычком и заиграл краковяк.
И тут же все пустились в пляс. Завертелись князь с княгиней, закружилась прекрасная княжна, прыгали придворные, плясал весь народ.
А ксендзу хуже всех пришлось. Елозил он вверх и вниз по сосне, как сухая бычья шкура.
- Если ты сию же минуту не перестанешь, - закричал князь, выделывая ногами замысловатые кренделя, - я велю тебя тотчас повесить?
- Меня и так повесят, - ответил Тарасик, - но сперва я со своей
скрипкой попрощаюсь.
- Я тебя помилую, только опусти смычок!
- Вот это уже другое дело, - сказал Тарас. - Да только этого мне мало! Я, пожалуй, еще немного поиграю. А потом вешайте меня на здоровье, если сумеете!
- Скажи, чего ты еще хочешь? - пропыхтел князь, прыгая с пятки на
носок. - Ты получишь все, что пожелаешь!
- Большое спасибо, - сказал Тарасик и поклонился. - Тогда прошу я
княжну в жены!
- Она уже обещана принцу! - закричал князь и сделал несколько пируэтов. - Если я нарушу слово, король на меня войной пойдет. Что тогда делать?
- Об этом не беспокойтесь, - ответил Тарас. - С ним-то мы уж
как-нибудь поладим, клянусь моей скрипкой!
- Делай, как знаешь, - проговорил князь. - Я на все согласен, только перестань играть.
И Тарас пошел во дворец и там обручился с принцессой. И надо сказать вам, панове, что от ее печали и следа не осталось.
Узнал обо всем этом круль Речи Посполитой, собрал большое войско да двинулся в поход. Да больно умен был круль… Вышел навстречу войску один казачок со скрипкой, и король сразу сообразил, что все его войско сей же час пустится в пляс, пока все жолнеры и гусары не упадут бездыханными. И повернул войско назад…
Тут сразу и свадьбу сыграли. Умный зять князю достался, а княжне
хороший, заботливый муж, и была поэтому в княжестве большая радость.
Мария тоже на свадьбе веселилась и за сына радовалась. А только жить во дворце отказалась.
- Никогда не покину я свою печку да старую кровать! – сказала она сыну.
Не стал Тарас перечить матери - ведь он был хорошим сыном. Да только на следующее утро проснувшись, обнаружила Мария печку и кровать на прежнем месте, а вокруг них новые стены и новый пол, да и крыша медью сверкала….
- Вот, значит, шановное панство, как оно бывает, когда последним делишься, а пускай даже, и с человеком, совсем тебе незнакомым. Уж так оно в жизни устроено, что кто много отдает, тому много и дадено бывает…
Сыны Голопупенка и Леший
Приближалось Рождество, а в бедной хате Голопупенков не было ни краюхи хлеба, ни шматка сала. А надо вам сказать, панове, что старый казак Голопупенко, как говорят среди людей, в точности исполнил присказку «седина в голову, а бес в ребро», и на старости лет женился на такой красавице, что ни в сказке сказать, ни мне вам рассказать, шановное панство. И начала его жинка Наталка каждый год рожать ему то казачка, то казачку. Детей у их образовалось так много, что на всех не хватало сала и каши. Поэтому старшим двум казачатам – Петьке и Ваське часто приходилось бродить из куреня в курень: где огород вскопать, где дровишек нарубить, где старым да немощным хозяевам воды натаскать, чтобы заработать кусок хлеба да пару луковиц..
Так, странствуя с мешком за плечами, узнали казачата все окрестные дорожки и лесные тропинки.
Долго думали браты, как же им накормить семейство на Рождество, ибо старый их батько совсем уж слаб был здоровьем и выходил из хаты только люльку[5] выкурить да с соседом дедом Бойкой покалякать о жизни казацкой, в которой оба славные заслуги имели….
Долго ломали они головы и, наконец, решили идти в Хортицкий лес, ибо где, как не в лесу случаются самые сказочные дела. Особливо, под Рождество.
Зимний день недолог. Протоптанная тропинка была чуть видна, и скоро мальчики её совсем потеряли, ступая по снегу привязанными к чоботкам снегоступами, сплетенными из ивовых прутьев, которые не давали ходокам проваливаться в снег.
Они искали охотничий сруб да все никак не могли отыскать его в зимнем лесу. Пока они бродили, стало темнеть. Мальчики были одни в дремучей чаще леса. А тьма кругом сгущалась всё больше и больше.
Наступила ночь.
Казачата были бойкие хлопцы, на Голопупенковой крови замешанные! Подумали-подумали они и решили, что до рассвета им отсюда никак не выбраться. Они набрали целую кучу хворосту и шишек и развели костёр. Потом маленькими топориками, выкованными для них кузнецом Данилой, нарубили еловых ветвей и смастерили из них шалаш. Постель они устроили себе из еловых лап и мягкого мха, благо и того и другого в лесу было предостаточно.
После этого они улеглись поближе друг к дружке, чтобы было потеплей, запахнули кожушки и сразу же уснули, потому что порядком устали за день. Неизвестно, сколько они проспали, час или два, но вдруг разом проснулись, словно их кто разбудил. Высокие сосны над их головами гнулись и шумели, как во время бури. А над вершинами сосен что-то тяжело пыхтело, сопело, фыркало...
Мальчики так и замерли.
В это время где-то промеж соснами раздался треск, и голос скрипучий, как сырое дерево, сказал:
- Человеком пахнет!
Тут уж и земля задрожала под чьими-то шагами.
Шаги были столь тяжёлые, что от них раскалывались камни, а сосны дрожали от верхушки до самого корня.
- Никак, Леший вышел на прогулку! – тихо сказал старший Петька.
- Ох, боюсь!.. Что же нам делать? – младший едва не пустил слезу от страха.
- Стань здесь под сосной,- сказал Петька,- и чуть Леший подойдет сюда, хватай наши мешки и удирай, что есть духу. А я возьму топор и останусь здесь. Может, и не пропадём.
Только успел он это сказать, как старые деревья возле них раздвинулись, словно мелкий кустарник, и появились Леший.
Он был огромен - вровень самых высоких сосен, а ручищи его, перевитые корягами, словно жилами, касались колен. Косматая голова со страшным скрипом крутилась на широченных плечах, кося единственным глазом.
- Беги! - шепнул старший брат младшему. - Но не слишком далеко. Спрячься вон там, в буреломе, и посмотри, как я с ним разделаюсь. Он глядит поверху, да ещё одним глазом. Где ему разглядеть, что делается у него под ногами?!...