Когда на ухо Дьявол ему шепнул:
«Что ж, силён! Но искусства не видно…"
Башню строили люди, чтоб небо встяхнуть,
и повывинтить звезды оттуда,
Но Дьявол рассевшись на кирпичах,
пробурчал: "А с искусством-то худо!"
Камни сыпались сверху, известь лилась,
и трясся подъёмный кран,
Ибо каждый о смысле искусства во всю
на своём языке орал.
Захватили споры и битвы весь мир:
север, запад юг и восток,
И дрогнуло небо, и вдруг пролился
наземь тот самый потоп.
И вот, когда голубя выпустил Ной,
поглядеть на все стороны света,
Из под киля Дьявол забулькал: "Добро,
но не знаю, искусство ли это?"
Стара эта повесть как Райское Древо,
и нова, как молочные зубы,
Мы ж Искусству и Истине служим с тех лет,
как усы чуть прикрыли губы!
Но сумерки близятся, и когда
постареют душа и тело,
В стуке сердца ты дьявольский слышишь вопрос
Где искусство во всем, что ты сделал?
Мы ведь можем и Древо Познанья срубить,
древесину пустив на спички,
И родителей собственных затолкать
в яйцо какой-нибудь птички,
Утверждаем, что хвост виляет псом,
Что свинью создают из паштета,
А чёрт бурчит, как отвеку бурчал,
"Всё умно, но искусство ли это?"
Вот зелёный с золотом письменный стол
первый солнечный луч озарил,
И сыны Адама водят пером,
по глине своих же могил,
Чернил не жалея, сидят они
с рассвета и до рассвета,
А дьявол шепчет, в листках шелестя:
"Мило, только искусство ли это?"
И теперь, если к Древу Познанья мы
проберемся аж в Райский Сад,
И переплывём все четыре реки,
пока архангелы спят,
И найдём венки, что Ева сплела —
то всё-таки, даже там
Мы едва ли сможем больше постичь,
чем постиг наш отец Адам.
Пер. В. Бетаки.
41. В ЭПОХУ НЕОЛИТА
В кроманьонский дикий век бился я за устья рек,
За еду, за шкуры диких лошадей,
Я народным бардом стал, всё что видел — воспевал
В этот сумрачно-рассветный век людей.
И всё ту же песнь свою, что и нынче я пою,
Пел я той доисторической весной.
Лёд уплыл в морской простор. Гномы, тролли, духи гор
Были рядом, и вокруг, и надо мной.
Но соперник из Бовэ обозвал мой стиль "мовэ",
И его я томагавком критикнул.
Так решил в искусстве спор диоритовый топор
И гравёру из Гренель башку свернул.
Тот гравёр был страшно дик: он на мамонтовый клык
Непонятные рисунки наносил!
Но хорошее копьё понимание моё
В сердце врезало ему по мере сил.
Снял я скальпы с черепов, накормил отменно псов.
Зубы критиков наклеив на ремни,
Я изрёк, разинув пасть: "Им и надо было пасть —
Я ведь знаю, что халтурщики — они!"
Этот творческий скандал идол-предок наблюдал,
И сказал мне, выйдя ночью из-под стрех,
Что путей в искусстве есть семь и десять раз по шесть,
И любой из них для песни — лучше всех!
. . ……. . ……..
Сколько почестей и славы! А боец-то был я слабый —
Времена мне указали путь перстом.
И меня назвали снова "Бард Союза Племенного",
Хоть поэт я был посредственный при том!
А другим — всю жизнь забота: то сраженье, то охота…
Сколько зубров мы загнали! Счету нет!
Сваи в озеро у Берна вбили первыми, наверно!
Жаль, что не было ни хроник, ни газет!
Христианская эпоха нас изображает плохо:
Нет грязнее нас, крикливее и злей…
Только мы и дело знали: шкуры скоро поскидали
И работать научили дикарей.
Мир велик! И в синей раме замкнут он семью морями,
И на свете разных множество племён,
То, что в Дели неприлично, то в Рейкьявике обычно,
Из Гаваны не получится Сайгон!
Вот вам истина веков, знавших лишь лосиный рёв,
Там, где в наши дни — Парижа рёв и смех:
Да, путей в искусстве есть семь и десять раз по шесть,
И любой из них для песни — лучше всех!
пер. В. Бетаки.
42- 43. ЛЕГЕНДЫ О ЗЛЕ *
1.
Это рассказ невесёлый,
Сумеречный рассказ.
Под него обезьяны гуляют,
За хвосты соседок держась:
«В лесах наши предки жили,
Но были глупы они
И вышли в поля научить крестьян
Чтоб играли целые дни.
Наши предки просо топтали,
Валялись в ячменных полях,
Цеплялись хвостами за ветви,
Плясали в сельских дворах.
Но страшные эти крестьяне
Вернулись домой, как на грех,
Переловили предков,