— Эй, Спок.
Он стоял позади меня, подбородок лежал у меня на плече.
— Здравствуйте, капитан.
Я не мог развернуться и встретиться с ним, потому что он не оставил достаточного пространства между нашими телами, чтобы позволить такую маневренность, поэтому я остановился и стал ждать.
— Прости. Я снова прикасаюсь к тебе, — он не казался ужасно извиняющимся, когда уходил, не казался он таковым и сейчас. — Это просто так заманчиво! — он вздохнул и обошёл меня вокруг, глядя на мою форму: — Ты такой соблазнительный. И никто не смотрел, и ты стоял там, где темно и таинственно, в тени… ты слышал, как я подошел? Был ли я достаточно тихим?
Блеск в его глазах означал, что он дразнит, но я не оценил юмор.
— Музыка замаскировала звук ваших шагов, — признался я.
Что-то в моём ровном тоне, должно быть, предупредило его, потому что он сразу стал более серьёзным, и в его выражении было беспокойство.
— Извини, теперь это было действительно глупо, когда я думаю об этом. Просто, ты сказал, что я могу тебя обнять, и это подразумевает прикосновения… ты хочешь забрать своё разрешение обратно? Ты хочешь, чтобы я перестал быть таким раздражающим душевнобольным отморозком?
— Нет, капитан.
Мой тон оставался холодным, но мне пришлось сжать челюсть, чтобы сражаться с инстинктивной улыбкой, угрожающей изогнуть губы.
— Ты уверен? Знаешь, я могу понять. Обнимать каменный столп, вероятно, будет так же тепло и уютно, как и тебя сейчас.
Это было удивительно легко, не улыбаться после этого.
— Если результат тот же, то я предлагаю вам выбрать столп, потому что он, несомненно, будет волноваться больше, чем я, — огрызнулся я, прежде чем задуматься над своими словами. Как только я понял, что сказал, я сразу же стал презирать себя: тон был слишком эмоциональным, я использовал метафору, и я солгал, и всё в одном предложении.
Это было неправильно. Что со мной происходило рядом с капитаном? Казалось, что это выходит за рамки физического притяжения, как я могу действовать так… иррационально.?
— Простите меня, капитан. Я считаю, что пришло время мне уйти с этого праздника, чтобы отправиться отдыхать.
Джим выглядел испуганным.
— Нет! Пожалуйста, нет, не уходи, я извиняюсь, на самом деле, Спок, — его лицо было мучительно от боли и сожаления, он подошел ко мне, пока не прижал меня к стене. — Пожалуйста, останься. Пожалуйста.
Даже в тусклом свете моё острое зрение позволило мне капитулировать перед явной необъятностью этих голубых, очень голубых глаз.
И я только дважды подумал о прилагательном для акцента. Не для поэтичного обоснования.
— Ты намного лучше, чем столп, и вовсе не сделан из камня. Ты знаешь, я не думаю о тебе так на самом деле, верно? Ты мне нравишься. Я действительно, честно, я идиот. Пожалуйста, прости меня? Останься?
Он так хотел передать это чувство, что он снова забыл не прикасаться ко мне, и теперь его ладонь была расправлена на моей груди, как бы успокаивая меня телепатически, несмотря на то, что, как человек, он не обладал ничем подобным.
Тем не менее, вид его пробуждал что-то глубоко внутри меня.
— Да, я останусь.
Он улыбнулся, затем скрытно огляделся вокруг нас.
— Эй, ты думаешь кто-то смотрит?
— Извините?
— Они могут нас увидеть?
— Я считаю, что относительная темнота позволяет частично скрывать…
Он крепко обнял меня, с облегчением вздохнув, с удивительной силой сжимая ткань формы на моей спине, прежде чем отступить. Прежде чем я мог даже отреагировать, или вернуть объятия, или, возможно, оттолкнуть его изо всех сил, прежде чем это стало чем-то более дружелюбным, чем думал Джим… он отпустил меня.
Мягкий и совершенно неожиданный стон желания пробился сквозь мои губы, но Джим ярко улыбался и, казалось, не заметил.
— Мне нравится, что я могу просто делать это каждый раз, когда захочу, — сказал он, и в его голосе появилось игривое преимущество, но я больше не был настроен на игры. По крайней мере, не такие невинные игры, которые могут произойти в общественном месте.
— Наше отсутствие, должно быть, уже заметили, — сказал я ему.
— Но я люблю прятаться. Это весело.
— Я не нахожу в этом ничего весёлого, капитан.
Это было не весело. Это было неприятно и раздражающе, и я хотел прижать его к стене и не сдерживать все те многие, многие вещи, о которых я, конечно, не думал сейчас в этот момент, например, позволяя ему ощутить всю полноту моего разочарования и кражу дыхания своим языком.
— Ну, я полагаю, мы должны отдохнуть. Большой день завтра и всё такое, — сказал Джим, пожав плечами. — Встретимся в нашей комнате?
— Это приемлемо.
Было бы нелегко не стереть этот всезнающий взгляд с его лица поцелуями.
Я собирался сделать всё возможное.
Комментарий к Часть 12. Двенадцатый раз
П/а: Так… я думаю, что я была профессиональным палачом в прошлой жизни. Мне нравилось мучить людей. Я сделала это для живых. К счастью, в этой жизни мне стало нравится мучить вымышленных людей (и только с UST, который намного лучше, чем ножи и другие острые предметы, в любом случае), так вот, вы знаете нечто…
Я люблю вас всех? :Д***
========== Часть 13. Тринадцатый раз ==========
— Ваше упрямство может быть симптомом устаревшего и ошибочного чувства человеческого рыцарства, которое диктует, что вы должны предложить мне самую удобную поверхность для отдыха.
Джим снова застонал, в отчаянии поднимая руки вверх. Мы оба стояли у подножия большой кровати с балдахином, но никто из нас не переоделся в подходящую одежду для сна.
— Спок, послушай…
— Я остро нуждаюсь в медитации и не буду спать сегодня вечером. Итак, вы видите, всё это…
— Ты ведь шутишь, правда? Что ты думаешь, я не заметил, как ты устаешь в последнее время? Сегодня вечером у тебя есть идеальный шанс получить сон, и я приказываю тебе взять его.
Его слова были неожиданными. Я считал, что моя потребность в отдыхе осталась удачно скрытой от капитана. От всей команды, по сути. Это заставило меня мгновенно перестать думать о его словах. Я гордился своей вулканской дисциплиной (хотя в последнее время даже этого было ужасно недостаточно) и неустанно трудился, не выражая эмоций. Возможно, я был под ложным впечатлением? Могут ли все увидеть мои чувства, несмотря на все мои старания не показывать их?
— Расслабься, Спок, — сказал Джим, обеспокоенно. Моё выражение лица не изменилось, он не мог знать, что я огорчен. — Я единственный, кто понял это. Но это серьёзно, не так ли?
Это правда, что я начал настаивать на рекомендуемых ограничениях времени, даже если вулканец мог провести его без всякого отдыха, но за последние два месяца я был занят — утомлял свой ум, выполняя как можно больше одновременных задач, так ни разу не поспав.
— Капитан, уверяю вас…
— Не надо. Даже не пытайся это отрицать.
Я чувствовал, что Джим знает мои мысли, но когда я обдумывал это, он оторвал взгляд от меня и повернулся к кровати.
Как он догадался, что я устал?
— Это что-то в твоих глазах, — рассеянно ответил Джим, когда он начал брать подушку и одеяла и бесцеремонно складывать их на пол. — Для меня это довольно очевидно, — добавил он, и его тон звучал совершенно не громче шелеста ткани. Он не понимал, что я пытался скрыть истинную степень моих мук. Для него чтение моих эмоций было… нормальным.
Я был удивлен.
— Я удивлен.
Джим усмехнулся.
— Ты должен поспать, Спок. Если ты допускаешь столь сильное истощение, ты должен будешь умереть, стоя на ногах.
— Хотя идея покоя не лишена добродетели, я уже сообщил вам о моей необходимости медитировать. Медитация будет достаточно расслабляющей, — даже если бы я достиг расслабленного состояния. В последнее время всё труднее управлять им, поэтому многие вопросы без ответа и неосуществленные… убеждения не способствовали спокойствию и безмятежности.