— Джим, мы… — его хихиканье внезапно превратилось в визг, когда я прокатился над ним, прижимая к полу его предплечья. — Мы обнялись двадцать два раза. Я не уверен, стоит ли считать это двадцать третьим.
— Ты считал?
— Конечно.
Он громко рассмеялся.
— Я никогда не думал, что буду одним полностью сбитым с толку простаком, — сказал он. И, видя мои сомнения, объяснил с усмешкой. — Я имею в виду, я никогда не думал, что у тебя будет возможность свести меня с ума, откровенно, я возмущён такой лёгкостью.
Я нежно поцеловал его губы, веря своим прежним словам, которые до сих пор применялись в этой ситуации.
— Значит, готовы ли вы принять поражение и позволить моим предметам одежды остаться?
Реакция Джима на это заключалась в том, чтобы попытаться оттолкнуть меня, сдвинув бедра. Ему не удалось достичь этой конкретной цели; однако ему удалось вызвать довольно увлекательную реакцию этим движением…
— О.
— Мне нравится, когда ты так делаешь. Продолжай говорить, — счастливо сказал Джим из-под меня.
— Я… это… я…
— Ничего себе, Спок лепечет что-то невнятное. Это официально тот самый день, когда Вселенная начнёт называть меня Капитаном Удивительным!
— Этот сценарий… ах, абсолютно невозможен.
— Нет такой вещи, как невозможное! Ещё одна победа для меня!
— Джим…
Он снова и снова целовал мои губы, дольше, глубже, вмешивая слишком много ответов в список, и я отпустил его руки, позволил ему сесть, обернуть их вокруг моей шеи, снова сбить меня на пол…
Нахождение на полу не обладало никакой логикой, когда, потратив всего четыре секунды, эти действия могли были быть перенесены на более удобную кровать. Не было причин не желать этих несколько секунд, секунд, которые впоследствии могут быть исправлены.
Тем не менее, всё, что я знал в то время, было… просто не было так.
========== Часть 22. Эпилог ==========
Спок сказал (в по-своему удивительно тревожной манере Спока), что мне более или менее разрешено прикасаться к нему в любое время, когда я захочу, что я нашёл довольно восхитительным, так как я, вероятно, делал бы это в любом случае (например, как мне нужно его разрешение, чтобы прикоснуться с своему… человеку, с которым я могу быть больше, чем немного влюбленным, ах да, а также занимаюсь сексом и телепатической связью…).
И хотя он специально сказал, что объятия никогда не будут публичными (например, я когда-то пытался обнять парня на мостике перед некоторыми клингонами, да? Блин). Я совершенно уверен, что он шутил, потому что его глаза сверкали всё темнее и красивее. Либо это, или потому, что он любит их так сильно, и он так подавлен, что, будучи счастливым, когда его окружают другие люди, ему становится неуютно.
Очевидно, первым человеком, которому я хотел рассказать, был Боунс… но по какой-то причине это оказалась Ухура. Честно говоря, я не уверен, о чём я думал в то время, просто внезапное желание сделало всё за меня. Она хорошо приняла эту новость. Почти досадно, с самодовольной улыбкой и маленьким кивком, как будто я просто подтверждал подозрение, которое у неё было давно. Затем, как это было вполне логично и ожидалось, она провела обычную рутину угроз (и я признаю, что меня впечатлила её… изобретательность), пока не удостоверилась, что мои намерения — идеально джентльменские… (к сожалению, она не смогла сохранить серьёзное лицо в течение этого конкретного момента. Я не был оскорблён).
С сельским врачом было гораздо интереснее общаться, поэтому было довольно длинное и затянутое описание некоторых деталей, прежде чем я начал рассказывать ему о связи и моей тайной вере в то, что я сейчас официально женат.
На самом деле, Боунс — лучший друг, которого я когда-либо имел, и его грубая поддержка была важна для меня. Я всё ещё помнил тот день, когда он попросил меня рассказать ему правду, когда я лежал на кровати после еды, что бы это ни было, по-видимому, именно это заставило меня укусить за ухо Спока. Он знал о моих чувствах к Споку, вероятно, до того, как я (опять же, раздражающе) сам их осознал, а потом, когда я действительно признал их, помог мне как мог.
Остальная часть экипажа многое узнала самостоятельно, так как я считал фактическое объявление, возможно, обдумывая это всего лишь полсекунды, прежде чем решиться, что я скорее выпрыгнул бы в космос, чем сделал что-нибудь такое невероятно глупое, как сообщить о моей любовной жизни по общекорабельной связи. Сплетни были тем, что есть, и заняли всё свободное время в течение нескольких дней после того, как слухи начали распространяться, меня поздравил Скотти через неделю после того, как это произошло. И если Скотти знал, тогда все остальные знали тоже, включая корабельный компьютер, которому я продиктовал официальное (и так мучительно смущающее) письмо Адмиралтейству, сообщив им о моих новых отношениях с членом экипажа, в интересах полного раскрытия.
Вскоре после этого позвонил Пайк, и последовал довольно ужасный разговор, в который вошли слова: удивление (отсутствие), вулканские дети, Pon Farr (или что-то в этом роде, но я уверен, что он это выдумал), рабство (нет, я серьезно), сын и приговор «Ты такая жена», с которым я совершенно не согласен, просто чтобы внести ясность.
Во всяком случае, после этого стало вопросом времени, прежде чем сети подхватили эту историю, поэтому я позвонил своей матери. Она плакала. Я не сделал этого, слава Богу, и после того, как мы оба опомнились, было много радости в самом её лучшем виде, которая являлась дразнящей, потому что Вайнона Кирк — женщина со слишком развитым чувством юмора и легко заразительной усмешкой. Спок был рядом, но вел себя в основном тихо, выпивал все человеческие выражения, подозревал я.
Мы ещё не сказали его отцу, и я действительно стараюсь держаться, честно говоря, очень трудно не думать об этом (не скажу, что я преуспел в этом).
Телепатическая связь — вещь потрясающая. Я всё ещё работаю над этим, так как на самом деле мне очень тяжело сосредоточиться, чтобы что-то делать с моим умом, и через некоторое время у меня появляется действительно сильная головная боль, но потом мне становится лучше. До тех пор, пока Спок не научил меня, как держать барьер, чтобы мы могли общаться; он не должен чувствовать каждую мельчайшую деталь, которую я совершаю, и наоборот.
Это не значит, что мы не сможем принять это в течение некоторого периода времени, если вы знаете, что я имею в виду. Хех. И, конечно, я думаю, что это неописуемо. Я просто ничего не могу сказать, чтобы попытаться передать то, что… как удивительно, как экстатически, как легко, насколько ценно это чувство. В некоторые, не самые удачные дни, когда я страдаю от нервов и страха, вспоминая об этом (что-то настолько близкое нам и никому другому, такой своеобразный секрет) — это то, что удерживает меня на плаву.
Думаю, все началось с измученного объятиями адреналина. Или, возможно, это началось до этого, когда я однажды обернулся, и там Спок выглядел так же, как обычно, но каким-то образом полностью изменился, и я подумал: «Ого, он прекрасен». Или потом, когда мы целовались на чужой кровати, и я почувствовал, что его сознание начинает погружаться в моё, и это было блаженство…
И, может быть, может быть, всё будет хорошо, и мы сможем остаться такими, и завтра, среди запутывающих криков и бегущих фигур мы будем отчаянно искать друг друга, пока наши глаза наконец не встретиться, и я буду бежать прямо на него, и он упадет на меня, изогнув тело в идеальном прогибе, добровольно удерживая меня или позволяя мне удерживать его, и мягкий шепот облегчения: «Ты жив», настолько тихо, что я едва слышу его.
— Да. Из-за тебя.
Комментарий к Часть 22. Эпилог
Мне грустно, что тут всё закончилось.