А Кен и не мужик, и не баба.
Мужчинка, одним словом.
Подошла официантка с подносом, начала расставлять перед ними кофе. Делала она это медленно. Но не потому, что боялась расплескать. Просто хотела, чтоб мужчины смогли лучше рассмотреть ее грудь. Вырез на платьице был глубокий, и когда девушка наклонялась, ее пышный бюст так и выпрыгивал наружу. Егор оценил его, едва зайдя в кафе. И не отказался бы пощупать и поцеловать его, но девица заинтересовалась не им, а Кеном. Именно для него и была устроена демонстрация прелестей. Да только он как будто этого не замечал. Смотрел на девушку доброжелательно, но без всякого интереса. Когда она поставила чашку перед ним, чуть не уткнувшись своей грудью ему в лицо, Кен лишь вежливо кивнул. У него даже глаз не загорелся!
«Может, гей? — предположил Егор. — Хотя вроде не похож… Я голубков за версту чую. Значит, просто сисястых не любит. Есть такие чудики, которые на кости кидаются…»
— А меня средь бела дня похитили, — заговорил Егор, когда девушка, обиженная невниманием к своей персоне со стороны заинтересовавшего ее объекта, удалилась. — Я с карьера шел. Там глина чумовая. Не серая, даже не белая, а голубоватая. Накопал я большой пакет и пошел с ним к дороге, чтоб тачку поймать и в город вернуться. Из леска грибник выходит. В дождевике с капюшоном, в сапожищах резиновых, с корзиной. Я еще подумал, странный какой. Тут отродясь грибов не было. И вот прохожу я мимо него и вдруг ощущаю острую боль. А до этого звук такой слышу — чпоньк. И сознание помутилось…
— Чем это тебя свалили? — поинтересовался Кен.
— Думаю, из какого-то специального пистолета, заряженного снотворным. Как для животных.
— Хорошая подготовка.
— Да, — согласился Паша. — Все было предусмотрено. За каждым из нас следили, вели до места, где удобнее всего отключить. Под рукой имелось средство для этого. А поодаль транспорт. Потому нас и отлавливали по очереди с интервалами в день, два, три и более. Ведь маньяк не мог разорваться на части.
— Все равно не пойму, почему именно мы?
— Да нипочему! — отмахнулся Егор. — Да, маньяк хватал не тех, кого удобнее, а конкретных людей… Но нипочему!
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, скажем… — Он пощелкал длинными узловатыми пальцами с желтыми от никотина ногтями. — Ткнул наугад в телефонный справочник. Или решил каждого десятого посетителя супермаркета осчастливить.
— То есть ты считаешь, что выбор был случайным, но окончательным?
— Как-то так. Потому что не может нас что-то объединять. Даже грехи, если у вас такие имеются. Возьми нас троих. Один мажор, второй работяга, третий шпана.
— Ты уже не шпана, а я не работяга, — поправил его Паша.
— Ладно. Я — скульптор, человек искусства, а ты путешественник. Кен тот же мажор.
— Ты меня не любишь, да? — без всякой обиды спросил Кен.
— Конечно. Потому что я тебе завидую. Тебе судьба сразу отсыпала монеток. Ты из хорошей семьи, и красавчик, и бабки к тебе сами в руки идут. Кто ж тебя такого любить-то будет? Только телки…
— А то, что я в свои двадцать девять совершенно один, и у меня ни бабушки, ни родителей, никого не осталось, это тоже милость судьбы?
— Я в этом ничего плохого не вижу, ты стал наследником и бабушки, и родителей. А что один — это твой выбор. Значит, ни жены, ни детей не хочешь. Хотел бы, все было б. А ты как считаешь, Паш?
Но тот его не слышал. Он думал о своем.
— А знаете, что странно? — сказал он вдруг. — Что я вас никого не помню.
— И что из того? — скривил губы Егор.
— Просто у меня очень хорошая зрительная память. Я половину города в лицо помню.
— Значит, мы из другой половины, — пожал плечами Егор.
— Или просто сильно изменились, — добавил Кен, — и стали не такими, какими ты нас запомнил.
Но Пашу их слова не убедили. Он продолжал хмуриться и грызть зубочистку. Уже пятую. Предыдущие превратились в опилки.
— У меня было несколько сотрясений мозга, — продолжил он. — Одно очень серьезное. Даже в больнице полежать пришлось. Вот думаю, а не повлияло ли это на мою память?