Свет в школе, как по обычаю, выключался медленно, и небольшие острова света в здании, посреди темного города, начинают тонуть в тени. Корпус школы медленно погружается во мглу. Разве что площадка перед школой не отключается, свет здесь оставался всегда. Ну, без лишних слов, еще одно ночь, по счету, черт знает какая…
И без лишних слов, суббота и воскресенье для меня всегда проходят на улице, единственная альтернатива будним дням в каморке или смирением Глена. Плюс ночные прогулки, вдоль дорог и осмотр окон чужих домов в поисках чего–нибудь интересного.
Следующий декабрьский день по счету не был ослаблен подготовками, суетами, какими–то спешками и обострением «синдрома близкого Рождества» – когда преимущественно подростки, люди, бывшие моими ровесниками, любят заранее дарить подарки. Посему, я не сильно заморачиваюсь его проводить за наблюдением всей этой беготни. Каким–же он неудобным прошел для меня, даже с Гленом. Я уже и думаю, не зря ли я его на все это подначивал. Ходить теперь, с выражением лица, такое ощущение, что мир захватил, американский Наполеон, так бы я его описал. Мне кажется, он на какое–то время превратился в Уильяма, того самого парня, который ему очень сильно противен.
Ловкостью руки, я открестился от всего, и придется готовиться к целой недели, во время которой все это, так называемое торжество, будет расти по экспоненте.
Вдруг меня пнули. То есть, как пнули, коробку, на которой я присел, пнули со словами – а здесь должны быть гирлянды!
– Нет, там…шарики для пинг–понга, с датой изготовления 1957… – холодно, вяло, как будто сонно, прокомментировал я.
– Нет! Миссис…здесь какие–то старые шары для пинг–понга…
– Ну вот…что я говорил!
– Может быть, выкинуть это?
– Да ты что, это же школьное имущество!
– Что за…1957 год выпуска… Да эти шарики ровесники моемого папащи! – я сидя на фортепиано за всем этим наблюдал, пока трое подростков, лет по пятнадцать или чуть старше, пытались найти гирлянды и мишуру, но им путь преградила коробка с старыми шариками.
– Да они стерлись до дыр давно!
– Скажи спасибо, что не развалились в порошок, когда вы их в руку взяли!
– Тед…Хэнк…какого черта…вы застыли на этом мусоре, где гирлянды! Лучше скажите мне об этом! Я не…год выпуска шаров…
– Ох–ох–ох–ох… – вздыхаю я.
Мой безразличный взгляд пролетел сквозь все пространство каморки, от места, где были рассыпаны шарики, до старинного деревянного шкафа, под которым мы прятали украденные у отца Джо сигареты. На самом верхнем ярусе огромной коричневой махины из покрашенного обветшалым лаком дерева, стоял большой пластиковый пакет. И вот там, прятались гирлянды и мишура к Рождественскому украшению зала. Да ладно, серьезно? Они не смогли даже, приблизится к ним, чувствуется, что они вовсе не видели его. Конечно, крупный шкаф с огромным мешком очень незаметная фигура, такая же, как пианино.
Меня скрутила злоба, но не оставил холод взгляда. Я спрыгнул с фортепиано на одного из парней, кажется, на Теда и стал ползти к шкафу.
– АЙ! Что вы на меня уронили! – кричит парень.
– Ч–Е–Е–Г–О–О! Тебе что приснилось что ли?
– Я ничего не ронял, я шарики собираю…
– Но я клянусь, словно что–то тяжелое упало…
– Не знаею…
– Ударился! Вон глянь, контрабас стоит! Об него и стукнулся…
– Спиной?
– Да! А что нет!
Я подошел к шкафу, и небольшим движением руки, скинул пакет на пол, чтобы он упал четко перед этими горе уборщиками. Как было и считано, упавший мешок их тут же привлек их внимание незамедлительно.
– Ребят! Нашел! Они вот тут, в мешке!
– Что!? Где ты его нашел!?
– Из шкафа упало…Вон! Тут все, что мы искали! И гирлянды… И эта разноцветная фигня… Мишура!
– Наконец–то…Слава Богу! А поблагодарить за помощь, а?! – стоя в проеме, перед шкафом, иронизирую я.
Так и прошел еще один день, то гирлянду, то еще что–то, какой–то умник, чьего имени я не знаю, стащил контрабас и вернул его спустя час, но только с порванной струной, вот ведь вандал! На ум пришло – почему бы и не пройтись до нашего зала, поглядеть, как выглядит местная самодеятельность…еще раз.
Иду я уверенной походкой, руки в карманах, грудь колесом и задрав нос, играя роль высокопоставленного человека, например сенатора, или даже губернатора штата. А мимо меня проносятся дети, кто–то, как скалы сквозь волну, проходят сквозь мои плечи, а некоторые – сквозь всего меня. Самым смешным было то, когда я раскинул руки, как было бы, если хочу кого–то заключить в объятия, и все сквозь меня проходят. До чего меня это забавит, иду и смеюсь, как сумасшедший.