- Невозможно вынести единое суждение о таком множестве разнородных явлений. Люди склонны видеть во всем единообразие. Ан нет. Во времена "нового романа" существовали и "гусары", и ангажированные писатели, объединенные вокруг журнала "Тан модерн", и неоклассики... Нет единой литературы, есть много разных литератур, и о тех, которые меня не интересует, я не сужу.
- Вы читали Уэльбека?
- Конечно читал. Что я о нем думаю? Да ничего не думаю! Это не мое. Такие книги имеют своего читателя, но это, так сказать, сюжетная литература. Что обсуждается в статьях о "Платформе"? Не форма, нет - она там сознательно выбрана самая банальная, - а содержание, сюжет. Спорят о сексуальном туризме. Сюжетная литература меня не интересует. "Мадам Бовари" не сводится к истории провинциальной девушки, которая выходит замуж, потому что страдает от одиночества, потом заводит любовника, влезает в долги и кончает самоубийством.
- Вас нисколько не интересует социальное содержание произведения?
- Нисколько. Критики любят, чтобы было "содержание" - им тогда понятно, о чем говорить. Вот и говорят о сексуальном туризме. Это сюжет. Если меня спросят, о чем идет речь в "Репризе", я отвечу, что не знаю. Обо мне, разумеется. Но я даже не могу сказать, что там описывается Берлин 1949 года и работа секретных служб.
- Что вы думаете о Мари Дарьессек, причисляющей себя к вашим последователям?
- Она, безусловно, интересуется формой повествования, тем, что Сартр называл формой: антитеза "форма - содержание" не имеет для меня большого смысла, но она удобна. Дарьессек и вправду создает новые формы, и довольно дерзкие.
Мари Н'Диай мне ближе. У нее ощущается реальный мир, и она укоренена в литературе. В "Рози Карп" есть такие очевидные намеки на Фолкнера, что создается впечатление, будто действие происходит в Алабаме. А там описана Гваделупа, где я сам жил, лечил банановые деревья. Это не мой мир, но это мир удивительно насыщенный, осязаемый, убедительно безысходный.
- Вы сказали, что сегодняшняя литература никому не мешает спать спокойно. Исчезла потребность будоражить умы?
- Возможно, что и так. Кроме того, будоражить умы проще содержанием, и многие выбирают этот путь.
- Нет больше поиска новых форм?
- Сейчас вообще не лучшее время для исканий.
- Но время исканий еще настанет?
- Я думаю, обязательно настанет. Бывают периоды спада. Например, по сравнению с Дидро творчество Бальзака знаменует собой период спада. Романы Бальзака очень благополучны, если сопоставить их с "Жаком-фаталистом". "Евгения Гранде" выражает интеллектуальную успокоенность 1830 года. В такие периоды писатель стремится не будоражить умы, а учить. Бальзак считает, что понял, как устроен мир, и намерен объяснить это людям в грандиозном, всеобъемлющем проекте... охватывающем все профессии, все возрасты, сельскую жизнь и городскую, все характеры...
- Вы выступали в свое время в защиту эротики. Как вы относитесь к тому, что эротика постепенно скатилась к порнографии: Мишель Уэльбек, Виржин Депант, Катрин Милле...
- Дело в том, что их интересует прежде всего половой акт. Меня эта тема не слишком увлекает. Я бы не называл это эротикой. Эротика - не только чувственность. Если экзотические проститутки, какими бы пленительными они ни были, не говорят со мной на одном языке, я сразу ощущаю барьер. В эротике большое значение имеют слова. Кстати, в моих романах очень мало совокупляются. В "Репризе" только однажды, и то речь идет о моей матери, когда она была в том возрасте, что годилась бы мне в дочери!
- У вас по-прежнему много врагов? Бернар Франк, Филипп Соллерс?
- С Бернаром Франком я недавно виделся. Он книг по-настоящему не читает. Он их пролистывает и отыскивает тот угол зрения, который позволит ему исполнить три пируэта. Соллерс был моей опорой в те годы, когда я был в моде, но меня не читали. Однако он не мог оставаться в чьей-либо тени. Ему нужно было самоутверждаться. И он убивает отца. После Мориака и Арагона настал мой черед, а поначалу я ведь был для него величайшим писателем века. У Соллерса, надо отдать ему должное, поразительное стремление всегда быть первым. Он, по-видимому, живых писателей вообще не переносит. Данте - куда ни шло, но собратья - нет уж... Очень смешной была его ссора с Жан-Эдерном Аллье. Они были соучредителями журнала "Тель Кель", но однажды Жан-Эдерн сказал: "Двум гиппопотамам-самцам тесно в одном болоте". Из группы "Тель Кель" известно только имя Соллерса. В "новом романе" все на первых ролях.
- И все-таки главой "нового романа" называли вас!
- Это смешно. У меня не было никакой власти, ни формальной, ни идеологической, над Саррот, Дюрас, Симоном и другими. Многие парижские литературные школы страдают от чрезмерных амбиций их руководителей. Сюрреализму это сильно повредило. Бретон исключал из группы по самым нелепым поводам. Он был пуританином в сексуальном плане, вроде Гитлера, который не прощал Геббельсу его похождений.
- Некоторые ваши дружеские связи вызывают удивление. Нурисье, например.
- Это мой старый друг. Он человек либеральных взглядов. Одна из лучших статей, написанных о "Доме свиданий", - это статья Франсуа Нурисье в "Фигаро". Мои книги предельно непохожи на то, что пишет он, но это не мешает ему их любить. Это он штурмовал Академию, чтобы Гонкуровскую премию присудили Маргерит Дюрас. Я питаю к Франсуа Нурисье глубочайшее уважение. Сейчас он немного играет в старика.