Однако, видно, не суждено ей было так скоро по-новому взяться за дело. У двора снова раздался гул мотора, снова сердито залаяла Джемма, снова пришлось вставать и идти к окну.
– Кого еще принесло? – сердито бормотала при этом Милославская.
Увидев давным-давно знакомую ей «шестерку», она с одновременным расстройством и радостью протянула:
– Три Семе-о-орки…
Было досадно, что начало расследования в новом направлении в связи с неожиданным визитом Семена Семеныча откладывается еще на некоторое время – разговор с приятелем редкий раз оказывался коротким.
После посещения Людмилы Милославская, хотя она и не показывала виду и не хотела себе в этом признаваться, стала испытывать неприятное чувство вины перед клиенткой, и теперь ей как можно скорее хотелось предпринять что-то, чтобы от этого чувства избавиться. Семен Семеныч, видимо, о таких нюансах думать не хотел, а потому и явился к подруге во вроде бы неподходящий момент.
В то же время Яна ему обрадовалась, так как ее терзало непреодолимое желание излить кому-то понимающему душу и поделиться недавно пережитыми впечатлениями. А Три Семерки – чем не жилетка, в которую можно лить слезы и… не только? Кроме того, явление Руденко подавало надежду на получение радостных или по меньшей мере свежих и весьма полезных новостей.
Яна с полуулыбкой на лице дала вышедшему из машины Семену Семенычу знак, означающий – сейчас выйду, жди – и засеменила к выходу. По дороге до двери она пыталась понять, признаком чего может являться его взволнованное лицо и нахлобученная как-то набок фуражка – радости или же, напротив, отчаянья.
Руденко, приняв к сведению поданный ему Яной знак, присел на край капота и закурил. Он задумчиво и хмуро глядел вдаль, когда Милославская открыла калитку.
– Привет, – тихо сказала гадалка.
Семен Семеныч повернул голову и так же спокойно ответил:
– Здорово.
Он привстал и пошел вслед за Яной, которая двинулась назад, вглубь двора.
– Вижу, невесел… – спросила она его, не оборачиваясь.
– Да как тебе сказать, – ответил Три Семерки, пожав плечами. – Пустота внутри какая-то…
– Чего так?
– Подожди, я докурю, – остановил Семен Семеныч гадалку, поднявшуюся уже на верх крыльца.
Яна оглянулась и, видя задумчивость приятеля, присела на верхнюю ступеньку. Искоса глянув на гадалку, Руденко сделал то же самое.
– Ну так что у тебя? – повторила свой вопрос Милославская.
– Порожняк, – вздохнув, ответил Три Семерки.
– То есть?
– Ну, начал я копать, пытаясь узнать, не была ли назначена накануне Воробью стрела и не отреагировал ли он на таковое приглашение резко настолько, что его просто убрали с арены…
– О-о-о, друг мой, – иронично протянула гадалка, – далеко же ты ушел! Ну и откопал что?
Руденко молчали развел руками.
– Ни о каком скандале накануне убийства никто ничего не слышал. Говорят, все было вроде мирно, и тут на тебе – хлоп! – убрали человека. Короче, в криминальных кругах, смерть этого типа была полной неожиданностью.
– И ты доверяешь этим криминальным кругам? – криво улыбаясь, спросила гадалка.
– На этот раз да, – спокойно ответил Три Семерки. – Источник надежный…
Милославская задумалась, а потом, уже серьезно, произнесла:
– Знаешь, Сема, честно говоря, я и сама в этом плане ничего хорошего не выявила.
Руденко посмотрел на подругу вопросительно.
– Была я с утра в «Золотом руно»… – как бы невзначай проговорила она.
– Ты???
– Угу. И вывод для себя сделала однозначный – не там мы ягоду-малину ищем.
Три Семерки в упор смотрел на гадалку, не в силах поначалу ничего сказать. Она же, знакомая с такой реакцией, ждала, когда это у него пройдет, и молча глядела в сторону.
Вскоре Руденко как прорвало:
– Ты??? Да как??? А если бы??? Черт знает что! Почему не предупредила? Я бы с тобой в конце концов пошел!
– Только мента в погонах мне под боком нынче и не хватало, – парировала гадалка. – Тогда уж меня точно встретили бы с распростертыми объятиями и проводили бы с кучей вопросов в голове. А так – все ясно.
– Но ты рисковала, черт возьми!
– Господи, Сема! В первый раз что ли?! – Милославская горько усмехнулась. – И, по-моему, я довольно часто обходилась без твоей помощи… – добавила она осторожнее.
Семен Семеныч немного помолчал, сначала взволнованно сопя, а потом дыша уже куда ровнее, и наконец произнес:
– Да, ты права, права. И все же я жутко переживаю за тебя, Янка! Ну да ладно, – подытожил он, – давай все по порядку, как и что.
– Идем тогда в дом что ли… – предложила гадалка.
– Да ну его! – отмахнулся Руденко. – Давай тут посидим. Вон у тебя здесь красота какая, – Семен Семеныч взглядом обвел двор, – гляди только и любуйся.
– Ну как скажешь, поэт ты мой, – вздохнув, с улыбкой ответила Яна и, сев поуобнее, начала описывать приятелю свой визит в казино в мельчайших подробностях.
Руденко слушал, сопел, хмыкал, удивляясь. Когда Яна закончила, он, зачем-то поправив фуражку, произнес:
– М-да… Рискованная ты женщина, Яна Борисовна…
– Рискованная… – вздохнув и пожав плечами (дескать, ничего не поделаешь), ответила Милославская.
– И что думаешь делать дальше? – откусывая заусенец, спросил Руденко.
– Пока не знаю. Собственно у меня, как и у тебя, – пока пустота.
Яна не стала говорить, что Три Семерки помешал ей строить планы, зная, что Семен Семеныч на это обязательно обидится. Порой он был совершенным ребенком, и Милославской тогда приходилось вживаться в роль заботливой мамаши, а порой… упрямство Руденко перебороть было просто невозможно.
– Мне, Сема, вот какая мысль пришла, – немного помолчав, начала Яна, – а не было ли у Воробья еще какого бизнеса, помимо казино?
– Ну-у-у, ты скажешь тоже, – скептически протянул Три Семерки, а сам задумался.
– А что? Другой бизнес – это другие связи, другие люди, другие конкуренты, – Пожав плечами, парировала гадалка.
– Да что ты все заладила конкуре-е-енты, конкуре-е-енты… Других причин что ли быть не может!
– Может, почему же. Но ведь убийство на почве конкуренции среди таких, как Воробей, довольно распространено… Они по-другому-то решать свои проблемы не способны…
– Распространено. Но я почему-то не склонен об этом думать.
– Ты уж прости, Сема, – как-то вытянувшись, сказала гадалка, – но ты слишком часто не склонен думать именно о том, что в итоге оказывается истиной.
– Бывает, не скрою, – удивив Яну столь редкостным благоразумием, ответил Три Семерки.
Он потянулся и, оторвав от росшего рядом с крыльцом куста смородины коротенький сучок, стал жевать его.
– Не порть растения и зубы, – поучительно произнесла гадалка и отобрала у приятеля тонкий сочный стебелек, бросив его на землю. – Сема, ну почему ты так упрям…
– А я баран по гороскопу, – засмеявшись, ответил Семен Семеныч.
Милославская подхватила смех приятеля, а когда он успокоился, серьезно спросила:
– Ну что, бар… Овен, возьмемся?
– Возьмемся, куда ж мы денемся, – утирая выступившие слезы, ответил он. – Другого-то варианта сейчас все равно нет? – Руденко посмотрел на Милославскую пристально.
– Нет, – уверенно ответила та.
Воробьи суетливо щебетали на дереве, перепрыгивая с ветки на ветку, и между приятелями на время установилось молчание, потому что они залюбовались ими.
– Вот жизнь, – завистливо протянул Руденко, – ни забот, ни хлопот. Чирикают себе да чирикают. И шефа у них нет… Счастливые!
– Хм, – прыснула Милославская. – Почему же нет? Смотри, вон тот, самый толстенький, он, наверное, их шеф. Глянь, как громко чирикает. Ишь, раскомандовался!
– А нахохлился-то! Прям как наш! – с серьезным недовольством проговорил Три Семерки, задрав голову. – Глянь, так и норовит самого худого с ветки скинуть! Наглый какой!