– Иван, – сказала она, – давай не будем толковать про «Перекресток». Всю ночь думала, мне уже тошно. Вечером опять начнется… Терпеть не могу по двадцать раз про одно и то же. Давай просто поболтаем… Расскажи, чем занимаешься, на ком женат и все такое прочее…
– Жены у меня нет, – сказал я. – Холост.
– Это радует, – просияла хозяйка. – Надоели женатые, тоска с ними. Как заведут про свои семейные дрязги, хоть вешайся.
– А чем занимаюсь… – я замялся. – Работал в приличной фирме, а теперь тунеядствую.
– С начальством не поладил? Взносы не платил? Или высказывался нелояльно?
– Разве это так видно? А у меня?то всегда была иллюзия, будто я произвожу впечатление человека покладистого, уживчивого и чуждого текущей политике…
– Сильно ошибаешься. Ну, а чего тебя в Москву принесло?
– Сбежал.
– От кого?
Взять да и рассказать, почему сбежал. Хоть одному человеку. Может, полегчает? Нет, не буду. Навру чего?нибудь, куда кривая вывезет. Иной раз я так завираюсь, что потом еле?еле свожу концы с концами, ну да ладно, наплевать, какая ей разница.
– Исключительно от себя, – сказал я. – Когда отец умер, мне не хотелось во Владике оставаться. Продал там квартиру и купил здесь чуланчик, как раз хватило.
– Вот только из?за того, что отец умер, ты не захотел остаться дома? А мать твоя где?
– Ну… так получилось, что он как бы из?за меня умер. Да это неинтересно.
– У тебя сейчас пепел на штаны упадет… Иван, ты будто хочешь о чем?то рассказать и стесняешься. Брось эти штучки. Я каких только жутких рассказов не слышала от своих знакомых!
– Я не стесняюсь. И жуткого ничего нет. Просто не хочется вспоминать.
Расскажу ей про своих родителей, тут?то зачем врать. Я и о них миллион лет никому не рассказывал, да никто меня и не спрашивал. Маму не помню почти, мне было года три, когда она умерла. Я был поздний ребенок. Легкие руки, нежное дыхание и что?то лучистое и спокойное. Говорят, мои глаза и рот ее. Отец был тихий, застенчивый, деликатный человек. Мне передались от него мечтательность, слабый характер, патологическая страсть к чтению и цитатам; но я не унаследовал ни его дружелюбия и доброжелательности, ни чувства долга и мягкой настойчивости. Я просто падаль, никчемный, сломанный, бесполезный человек. Мужчина к тридцати трем годам давно должен найти свое место в жизни и прочно стоять обеими ногами на земле. А я…
– Бесполезная поганка, – подытожил я. – Асоциальный элемент. Вошь на теле трудящегося народа. Не реализовался, как принято выражаться.
– Брось, – сказала Марина. – Зачем человеку нужно себя реализовывать? Может, ему лучше, когда он нереализованный. Кому какое дело? И вообще, ты собирался рассказать, как попал в Москву, а вместо этого занимаешься самобичеванием. Так почему из Владика уехал?
– Когда я учился на первом курсе, отец женился и переехал к жене в Пите… в Ленинбург. Черт, никак не привыкну его звать по?новому… Она хорошая такая тетка была. А я остался во Владике, потом в армию забрали, потом восстановился, короче, предполагалось, что доучусь и тоже в Ленинбург перееду. А тут начались всякие… истории.
– Какие истории?то? – участливо спросила Маринка.
Ясный, спокойный взгляд зеленых глаз. Это линзы… Какие у нее глаза на самом деле? Рассказать ей правду или хоть что?нибудь похожее на правду? Нет, ни к чему это. Лучше насочиняю послезливее. На ее дамский вкус, диссидентский и жалостливый одновременно.
– Разные, – сказал я. – Личные истории. Полюбил человека…
– А он тебя не полюбил?
– Почему «он»?
– Он, в смысле человек. Так что случилось?то? Насколько я понимаю, это было давным?давно, а в Москву ты только два года как переехал.
– Начались?то истории еще со школы, а последняя… из?за нее все и вышло. Историй было до черта, и одна хреновей другой. То есть все было хорошо, но заканчивалось плохо.
– А разве бывает наоборот?
– Может, у кого?то бывает, – предположил я. – Короче говоря, все они были люди, в общем, приличные. Но в конце концов я связался совсем уж… Мелкий жулик, даже не особенно обаятельный. Честно говоря полное дерьмо. Это была просто дурь какая?то. Наваждение.
– Любовь всегда – дурь какая?то. Так что ж с тобой дальше случилось?
– Все жутко банально. По?моему, все love stories в мире происходят по одному сценарию: сначала «мне?с?тобой?хорошо?как?ни?с?кем?и?мне?тоже», а потом один человек надоедает другому, и «ах?как?мне?хорошо» превращается в «какого… я связался, или связалась, с этим, или с этой». А я не мог его оставить в покое, делал ужасные глупости, ты даже представить не можешь, какие мерзкие. Самому теперь тошно.