Второй словил тяжёлую пулю в лёгкие: свинцовая — она сломала ребро; развернулась в свинцовую кляксу и раскромсала кусок в лёгких… Рана — не очень страшная — был бы рядом нормальный госпиталь, а так… Обильное внутреннее кровотечение… Еле успел выдернуть испанца с того света! Но успел… Залечил обеим все разрушения — что внутри, вытащив пули… Оставил только наружные раны — как бывает, когда пуля попадает на излёте: и рана вроде есть; и пуля в ране, но мышцы не пробиты… Выдернуть пулю; обработать раны и всё. Вышел бледный; шатаюсь…Прохрипел еле слышно:
— Пожрать бы командир… Из носа пошла кровь и я бессильно сполз по стенке вниз… И "потерял сознание". Для всех стоявших у дверей… Правда, "пришёл в себя" довольно быстро: ещё не хватало попасть в госпиталь… Накинулся на немудрёную еду, принесённую из монастырских запасов: хлеб, сыр, колбасу… Забил желудок и "на глазах" начал оживать. Поднялся на ноги, вышел во двор… Наших раненых — отжав у республиканцев грузовик, повезли в полковой госпиталь для оказания медицинской помощи. Ну и нашему отряду здесь уже делать нечего…
Вернулся в комнату к настоятелю. Там шел оживлённый "диспут" с настоятелем в главной роли. Он ожил после инфаркта и вовсю наседал на Старинова с одной просьбой — чтобы его боец вернул ему то, что забрал… Тот — тоже не дурак: наседал с такой же "просьбой" — рассказать — что же в том, что забрал его боец такого важного? Настоятель "косил под дурачка": мол священная реликвия, которая хранилась в монастыре несколько веков и которую он — настоятель одел на себя с целью уберечь от грабежа… Всё это я услышал — стоя у чуть приоткрытой двери в келью настоятеля… Это хорошо, что он не говорил правды — мне же будет легче присвоить медальон себе. И вообще: мне уже давно пора покинуть диверсионное подразделение — не для этого я ехал в Испанию! У меня есть совсем другая цель!
Зашёл, даже "ворвался" в келью и, предваряя ненужные мне сейчас разговоры бросил резко молодому "защитнику" настоятеля:
— Ты! Пойдём со мной! Повернулся к командиру — товарищ Рудольфо — вы тоже идемте: я вам покажу кое что интересное… И, подтолкнув к выходу заупрямившегося испанца, вышел из кельи… Надо ли говорить, что и командир и старший пошли следом за мной… Буквально дотащил молодого до смотровой площадки; понял вверх кулак, в понятном каждому бойцу жесте — стоп! Внимание! Поманил к себе Старинова. Тот осторожно подошёл. За ним, естественно — старшой…
— Видишь вон тот куст у дерева на склоне горы. С раздвоенным стволом? — схватив молодого испанца за шею, направил голову в нужном направлении. — За тем кустом сидит мальчишка. Сын помещика… С винтовкой сидит… И ждёт, когда из ворот выйдет кто то из начальства… Может быть наш старший… А может быть товарища Рудольфо, который будет рядом с ним идти: как-никак наш командир закрыл этого пацана от пуль и осколков при взрыве, своим телом — от того и пострадал… А может меня захочет подстрелить: тут метров 300 всего… Если он нашего старшего подстрелит — не страшно: значит судьба у него такая. А если меня? — ухмыльнулся я Старший группы сначала покраснел; затем побагровел, а потом тоже ухмыльнулся — понял, мол шутку… Старинов же — начал переводить взгляд с меня на бойца; старшего группы — а чего я ещё не знаю и почему не доложили?!
— Выйдешь из ворот; пройдёшь к нашим окопам и повернёшь незаметно к горе. Обойдёшь пацана поверху; отберёшь у него винтовку и приведёшь сюда. Ты же очень смелый — раз бросаешься на своего товарища, защищая чуждый нам элемент. Вот и покажешь командиру свою выучку и храбрость. А не доставишь пацана — значит отпустил. А раз отпустил — значит ты враг, пробравшийся тайно в наши ряды!
В комнату Старинова, используемую им под штаб я зашёл по прежнему бледным. Командир, сидевший за столом, вместе со своим помощником-испанцем — старшим нашей группы, поднял от бумаг голову.
— О… Микаель… — приветливо махнул рукой — ты то мне и нужен! Проходи… Хотел за тобой послать, а тут ты сам появился… Я подошёл к столу; присел на табурет. Молча уставился на Старинова…
— Мы тут маракуем… — продолжил он, видимо ту тему, которую они обсуждали до моего прихода — кто чего такого геройского совершил во время операции. Героев нужно награждать! — немного пафосно пояснил Старинов. — И твоё мнение будет очень важно. Кстати: — я тебя в наградной лист внёс — "обрадовал" он меня. Раз просят поделиться — это мы завсегда, а вот насчёт наградного листа… Оно мне надо?… Обрисовал своё видение операции. Командир группы кивал, соглашаясь… Выделил — слегка, особо важный вклад в успешное проведение операции командира группы. Тот порозовел — приятно услышать такое от лучшего бойца его группы. И он — в ответ, начал расписывать мои подвиги. Я поморщился, хотя в душе был доволен оценкой…
— Товарищ командир… Не надо меня включать в наградной список — не настолько серьёзен мой вклад в успех операции. Вот в дело спасения вашей жизни, или жизни командира группы — это да: вклад серьёзный! Но не будем же мы это выносить на общее обозрение? Думаю — не стоит. Это наше внутреннее дело… (Парня молодой испанец приволок. С винтовкой. И как выяснили позже — он вполне мог поразить цель с 300 метров. Кого-нибудь из нас. Или командира полка — чьи бойцы пришли нам на помощь и, наверняка, по докладу на верх — успешно осуществили захват важной стратегической точки). Ну а как иначе: каждый тянет одеяло на себя; своя рубашка ближе к телу; скромность украшает, но не делает богаче… Любое изречение на выбор…
— Лучше отпустите меня в Мадрид: отдохнуть; привести себя в порядок; подлечить тело и нервы… Оба командира меня правильно поняли — заухмылялись скабрезно, понимающе…
— И вот ещё что… — добавил я — помявшись… — Попик этот наверняка не успокоится! А я не хочу быть обвинённым в мародёрстве. И не хочу, чтобы вас обвинили в укрывательстве факта мародёрства…
— Да пристрелил бы его сразу и не было бы никакого разбирательства! Он же предатель! Представил врагу монастырь; сотрудничал с ними добровольно! Так что ничего бы тебе за это не было! — горячо возразил старший нашей группы. Я развёл руками: что поделаешь…
— Так что вот — возвращаю вам то, что у него забрал… С этими словами вытащил из наружного кармана… золотую цепочку с восьмиугольным медальоном, на котором арабской вязью было что то написано по кругу. Внушительным таким медальоном. Золотым…
Когда я срывал с шеи настоятеля лечебный медальон — рука моя, "загребущая", прихватила пальцами заодно и золотую цепочку, на которой и оказался этот — по виду мусульманский медальон. Вот его я и возвращал… Старинов взял медальон; с интересом стал его рассматривать. К нему присоединился старший. Удивлённо воскликнул:
— Так он же мусульманский?! А почему это у настоятеля мусульманский талисман на шее?! — риторически выпалил он…
— Вот и я подумал то же самое… — ответил я — и решил снять с него, пока он его сам не снял и не спрятал, или выбросил тайком. В арабском я не силён, потому рассмотрел и отдаю вам… А дальше вы уж сами… Ну так я поехал? Герою лучше отдых — чем медаль!
— Езжай — герой! — ухмыльнулся Старинов — мы тоже, кстати, уедем отсюда на нашу базу в Мадриде. Отпуск тебе на три дня. Документы я тебе сейчас выправлю… Встал и направился к походному сейфу…
Я уезжал на попутном грузовике — нужно было как можно быстрее оказаться подальше от расположения полка… Меня, конечно хватятся, но пока разберутся; пока то, да сё… А если попику не поверят: для того и был мною предпринят ход с отвлечением на мусульманский медальон — то всё равно мне нужно "валить" из расположения диверсионного отряда. Мавр сделал своё дело — мавру можно уходить… Прям по Шекспиру: я легализовался в Испании; приобрёл репутацию отличного воина… А потом исчез! Очень умный человек может сложить два плюс два так: я появился в Испании, чтобы добраться до настоятеля монастыря. И забрать у него амулет. Мусульманский… А очень умный — поверит настоятелю: мусульманский амулет — прикрытие. Главный — лечебный амулет! Но он — это мираж, придуманный настоятелем! И всё равно — нужно со мной "вдумчиво" побеседовать. И талисман заполучить в свои жадные, загребущие лапки! А дальше — будет видно…
Я ехал в кабине и молча слушал монолог водителя: иногда поддакивая; иногда удивляясь; иногда возмущаясь вместе с ним произволом охраны на блокпостах. Он думал, что изливает мне душу, а на самом деле — рассказывал о постах на дороге в Мадрид. Подробно рассказывал… Стоило только "попросить"… На развилке дорог: одна шла к Мадриду, а другая — загибаясь дугой, шла в направлении Франции — я попросил его остановиться. Попрощался; вылез, хлопнув дверцей. Теперь — под самой страшной пыткой он будет твердить, что я вылез и остался именно там. А я сидел в кузове, в невидимости, укрывшись от холодного, набегающего воздуха, за ближним к кабине бортом. На первом же посту машину остановили и командир стал тщательно расспрашивать о попутчике. И не поленился — заглянул в кузов. Затем посадил в кабину своего бойца и машина поехала дальше…