основном на выигрыши в казино. Нацепляет дорогие часы (вернее, их имита-‐
цию) и в компании русских, таких же, как он, едет куда-‐то вдаль. Ничего
сложного: карты надо считать, которые вышли, и получаешь маленькое пре-‐
имущество. И запомнить простые правила: когда прикупать, когда нет, когда
увеличивать ставки или, наоборот, выходить из игры. Не гадать, не стараться
что-‐то почувствовать. На эту тему и книги есть. Но это, конечно, не очень
надежный заработок — таких игроков уже выгоняют из казино.
Комнатка-‐студия Лаврика, они за столом, одновременно кухонным и пись-‐
менным, едят разведенную кипятком лапшу, и Лаврик, склонившись над ней
(большие уши, маленькая голова), объясняет про биржу, про акции. Рынок
ценных бумаг — самое сейчас перспективное. Все бросились на поиск страте-‐
гии, дающей стабильный успех.
Алеша хмыкает:
— Философский камень, да? Изо всего подряд добывать золото?
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
3
Лаврик просит его не выпендриваться, не кривить рот. Тут серьезные ве-‐
щи — статистика, теория вероятности, линейная алгебра. Это вам не алхимия.
Линейную алгебру Лаврик упоминает с некоторой осторожностью: в матема-‐
тике, как в спорте, в музыке, все знают, кто чего стоит, со школьных времен.
Шурочка улетает в Москву на день раньше него. Под руководством тети она
упаковывает багаж, Алеша его помогает взвешивать: каждый фунт имеет зна-‐
чение. Тайно от тети она рассовывает по закоулкам чемодана камушки —
Бэлу и Казбича, Вернера с Верой, княгиню с княжной — всю компанию.
Алеша просит:
— Дай и мне что-‐нибудь.
— Забирай осетина-‐извозчика.
Шурочка улыбается — белые зубы, черные волосы. Массу всего увозит она
из Америки — подарки, бумаги на грант по генетике, видеомагнитофон. И в
виде бластулы или гаструлы (ранние стадии развития зародыша) — будуще-‐
го сына Лео, зачатого в холодных водах Атлантического океана. Возможно,
Лео образовался несколькими днями спустя, в Бруклайне, пока Лаврик отсут-‐
ствовал, но Шурочка склоняется в пользу морской, романтической версии. Ей
лучше знать.
В Москве — сильное общественное напряжение, восемьдесят девятый год,
люди узнают много разнообразной правды. От мелкого, частного внимание
переключено на гражданское, общее. Надо спешить, и они, Шурочка и Алеша,
без усилий соединяют две свои жизни. Даже вопрос о том, где им следует по-‐
селиться — с ее ли родителями или у Алеши с отцом, — не слишком серьезен:
жить надо в Соединенных Штатах Америки.
Вероятно, пока что разумнее было бы ей перебраться к Алеше: большая
квартира, есть комната его мамы, правда, сильно заставленная — половину ее
занимает рояль, на нем вроде бы играл Скрябин, но, во-‐первых, — подъезд, в
котором ужасный запах (неужели Алеша не чувствует?), а во-‐вторых, есть
отец, не заинтересованный в появлении рядом с собой еще чьих-‐то жизней.
Мамина смерть не сблизила Алешу с отцом. Она умирала долго: почти пять
лет. Комната завалена книгами и пластинками — по мере прогрессирования
болезни их количество бесконтрольно росло. Следовало бы выкинуть то, что
никто уже не послушает, не прочтет, но кто это сделает? Сохранить ценные
книги, того же «Брокгауза» — мало в каком доме есть полный комплект, — а
все лишнее продать или выбросить. Но отец перестал замечать этот рост
предметов вокруг себя — рост предметов одновременно с исчезновением лю-‐
дей. Уволился со всех работ, отказался от частных уроков и полностью занял-‐
ся учебником по гармонии — отец его пишет столько, сколько Алеша помнит
себя.
Днем и ночью у отца в комнате бубнит радио — «Немецкая волна», Би-‐Би-‐