Си — их перестали глушить, но отец как будто не слышит приемника. Во вся-‐
ком случае, не обращает на него внимания. Отец занят учебником.
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
4
— Во всех этих строгих правилах про удвоения и задержания есть своя кра-‐
сота, — рассказывает Алеша Шурочке, и та кивает, подробней не спрашива-‐
ет — и к лучшему, ему трудно было бы объяснить, что это за такие правила.
Дальше элементарной теории музыки он не продвинулся, да и ту позабыл.
Музыку Алеша бросил, когда ему было четырнадцать лет. Родители спро-‐
сили, чего ему не хватает для счастья, он честно сказал. Вероятно, и данных не
было, иначе они бы не позволили так поступить. Никакого счастья все равно
не последовало.
— Учебник будет совсем другой, чем те, которые есть, — продолжает Алеша.
Надо, чтоб Шурочка уважала отца. — Студенты решают задачи, но они не по-‐
хожи на музыку. — Вот, он вспомнил, как говорил отец: — Надо изучать одно-‐
го композитора, другого, что один бы сделал с мелодией, что другой. Гармо-‐
низовать ее в стилях разных эпох, направлений. Понимаешь, да?
Шурочка понимает, но им невозможно жить вместе с его отцом. Она не про-‐
тивница быта, нет, несмотря на молодость она умеет создать уют. Но нахо-‐
диться в квартире, где пахнет всем — плесенью, мусоропроводом, вчерашней
едой, — неприятно и неполезно ни будущему ребенку, ни Алеше, ни ей.
— Если б ты мог с ним поговорить…
О чем? О том, что надо дать место для новой жизни? Пожилого человека не
изменить. К тому же такого нетривиального. Алеша пробует вспомнить, когда
они последний раз разговаривали с отцом всерьез. Наверное, перед Алеши-‐
ным поступлением. Дома было уже так тяжело, что хоть отправляйся в армию.
Ходили слухи (затем подтвердившиеся), что после первого курса мальчиков
всех поголовно и заберут — тогда отправляли в Афганистан. Отец нашел по-‐
жилого врача-‐нефролога, та поставила Алеше диагноз, научила, как комиссию
обмануть.
— Боишься, что меня там убьют?
— Не только, — ответил отец.
Он не хочет, чтобы Алеша стрелял в людей. На каждого погибшего солдата
и офицера в Афганистане приходится чуть ли не сотня убитых жителей —
«голоса» отец в то время слушал внимательно.
— Разве это война? Геноцид, резня, карательная операция, как угодно.
Должен сказать, Алеша, в моей жизни было много грустного, даже стыдного,
как почти у каждого человека, в особенности советского. Но в подобных вещах
мы не станем участвовать.
Вот такой разговор.
А теперь Алеша с отцом ведут почти бессловесное совместное существова-‐
ние. У одного молодая жена и планы уехать в Америку, у другого — понятно
что: неопрятная старость, нескончаемый учебник гармонии.
В первый вечер после Алешиного возвращения они сидели втроем на кухне:
он, отец, Родион. Алеша не выдержал:
— Вы бы знали, в каком мы дерьме… — разморило его от вина и от того,
что не выспался.
— А мы всё ждем, когда ты нам это выскажешь, — засмеялся Родион своим
наполовину беззубым ртом.
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
5
От Родиона всегда, со школьных еще времен, исходило ощущение нрав-‐
ственной правоты. Теперь, по возвращении из Бостона, после встречи с Шу-‐
рочкой, Алеша увидел, на чем вся его правота держится, — на обделенности.
Родион никак не мог доучиться: он-‐то как раз послужил в армии.
— А что, много американцев звонит Лаврику? — спросил Родион. — А то он
мне на Новый год ответил: «Хелло».
Нет, Лаврику звонят только русские.
— Просто… там так хорошо, что хочется быть своим.
Отец сказал:
— Эмиграция — катастрофа, психическая болезнь.