-Прочь!- все повторял Кэлтон.
Продолжая кричать, он подскочил к тумбочке, и трясущимися рукам постарался схватить обезболивающие, но на пути его руки к флакону он перевернул все, что было на столе. Очки лежавшие там упали на пол, и с треском разбились, флакон с обезболивающими так же упал, и таблетки рассыпались по полу.
-Аааа! Прочь!- с этими криками Кэлтон упал на пол, и судорожно начал хватать таблетки и пытаться их проглотить.
Финиас все никак не мог отойти от шока и ужаса. Он стоял словно каменный, и не знал, что ему делать. Он ничего не понимал, и был жутко напуган.
-Кэлтон! Что такое?- в отчаянии Крикнул Фин, но Кэлтон словно его и не слышал.
-Прочь! Прочь! Прочь!- все кричал Кэлтон.
Вскоре крики словно стали тише, Кэлтон оставаясь на полу пополз в угол комнаты, где сел зажавшись.
-Прочь! Проваливайте! Прочь!- повторял он, но уже почти шепотом.
Испуганный Финиас подошел к нему:
- Что случилось Кэл?
Но Кэлтон не отвечал. Бледный и трясущийся, он сидел забившись в угол, и ничего не говорил. Это наводило страх на Финиаса, и не столько страх от того что вот- его друг сидит словно умирающий. А страх того, что он стоит на расстоянии вытянутой руки от него, и ничего не может сделать. Он даже дотронуться до него не мог. Он мог только смотреть, пытаться что-то говорить ему, и переживать. А Кэлтон все так же сидел и трясся в углу.
Сколько прошло времени, никто из них не знал. Может десять минут, может час, может два. Один все так же сидел в углу, но уже более спокойно, второй стоял с тревогой над ним и не знал, что ему делать. По началу он пытался звать его, но Кэл ничего не отвечал, и все так же сидел в углу.
-Ты не должен был этого видеть,- наконец-то произнес Кэлтон, тихим и слабым голосом.
-Что это было Кэл? -испуганно спросил Фин.
-Иногда,- начал Кэлтон после нависшей паузы после вопроса.- я слышу их. Я не знаю кто они, или что они. Это шепот в моей голове. Жуткий шепот, словно... нет, я не могу это описать. Страх, который пронзает насквозь, когда я их слышу. Это не просители. Когда я слышал первый раз просителей- было жутко, но жутко он неизвестности. Потом все стало нормально. Но это... это сам страх, сам ужас, само отчаяние. Они словно пробиваются из самых темных недр, и лезут ко мне в голову, при этом всего меня бросает в дрожь и холод, дикий холод. Боль становиться невыносимой, словно меня раздирают клыками и когтями, там, в голове, в черепе. Глаза горят, и все тело умирает. Я не могу описать это...
-Но, почему я ничего не слышал,- словно сам себя спросил Фин.
Кэлтон так и не ответил на его вопрос.
-Тогда, - начал снова Кэл,- та женщина смотрела на меня с упреком. Она презирала меня за мою трусость. Я знаю этот взгляд, я его видел много раз. Она не первая, она не последняя, и ты. Ты тоже, на миг в твоих глазах было тоже самое. Но, вы не понимаете.
-Нет Кэл, я не...
-Вы не можете понять. Вас не было. Тебя не было, никого не было. Я эгоист, я алчный ублюдок, я трус, я соблазнитель обманом затягивающий девушек в постель на раз, я мошенник который обманом получил должность и деньги. Да- это я. И это я, потому что у меня нет альтернативы, нет другого выбора.
-Выбор есть всегда Кэл.
-Нет Фин, сейчас его нет.
Они замолчали. Молчали они долго или нет, опять же, никто не следил за временем.
-Что случилось Кэл? Тогда когда меня было. Почему нет выбора?
Кэлтон наконец-то поднял лицо, и посмотрел на Финиаса. Он поднялся, и снова вернулся в кресло.
-Я лежал в больнице. Прошло несколько дней после аварии.
Часть 2 Изгой I Гонимый
Часть 2 Изгой
I
Гонимый
-Машинка. Желтая, с красным кузовом.
«Как же она мне надоела. Лежу тут, ничего не вижу, врачи толком ничего не могут ответить, все тело болит, и она, со своей машинкой и красным кузовом. Кто вообще пустил ребенка в палату. И главное говорит, и обрывается на полу слове. К кому она вообще приходит. Я никого не слышу, только врачей, которые пришли сказать, что кости скоро срастутся, а боль в голове от сотрясения должна скоро пройти. Но легче не становится. Башка как болела, так и болит. Сколько дней прошло? Не знаю даже утро сейчас, день, вечер или ночь. Наверное утро, врачи ведь по утрам должны приходить. И девочка, наверное, забегает в палату по утру, хотя кто её знает, да и чего она тут? Не в одной же мы больнице лежим. Хотя кто его знает. Может у неё что-то серьезное, а в детской такое не лечат. Одним словом, ничего не знаю. Хоть бы аудиокнигу, какую включили, или телевизор послушать. Так же с ума можно сойти.»